— Значит, вы и во мне можете увидеть Бога?
— Непременно. Вездесущий Бог присутствует во всех живых существах или предметах, которые некогда были живыми. Где-то его бывает больше, кто-то чувствует Бога лучше. Я вряд ли стал бы прелатом, если бы не мог видеть Бога.
Рэнд вытянул руку и уставился на нее. Ринди рассмеялся, а мальчик покраснел, резко опустив руку.
— Неужели это настолько тебя удивляет? Рэнд покусал нижнюю губу, прежде чем ответить.
— Точно не знаю, — медленно проговорил он. — Интересно, а вы можете увидеть… зло?
— Антибога Умма. Зло легче выявить по его делам, нежели по виду. Но понять зло бывает гораздо сложнее, чем добро.
— Общеизвестная истина, — Рэнд положил голову на спинку сидения. Подголовник, предназначенный для чоя, располагался гораздо выше.
— Одна из многих, связующая нас. Союз образован благодаря сходству, а не различиям.
Глаза Рэнда метнулись в его сторону.
— Мне казалось, что это вас радует, — он замолчал, и Ринди уже хотел оставить его в покое, ибо человек выглядел усталым, но не смог.
— Мы разлучили тебя с Палатоном, — произнес он, — только по необходимости. Он никогда бы не позволил нам настоять на большем.
Бирюзовые глаза пристально изучали Прелата. Ринди разгладил одежду на коленях, выравнивая складки и подбирая слова.
— Чо с трудом принимает пришельцев. За последние несколько столетий их побывало здесь менее десятка.
На горизонте выросло массивное черное строение. Его высокая ограда защищала двор от толп, до сих пор наводняющих улицы. В темных окнах отражалось небо Чо. Рэнд заметил, что Ринди неотрывно смотрит в сторону здания, и понял, что именно к нему они направляются.
— У меня не было выбора, кроме как оказаться здесь, — произнес Рэнд. Он чувствовал, как его грудь сжимается от тоски, и старался сдержать слезы, подступающие к глазам.
— И, к несчастью, наследник не дал нам выбора, кроме как принять тебя. Но это не означает, что мы не можем принять меры предосторожности.
Ворота открылись с пугающей бесшумностью. Машина въехала в них. Охрана выстроилась вдоль стен. По мере того, как машина приближалась к зданию, Рэнд разглядел чоя, вышедших из боковой двери. Они были одеты в защитные костюмы, похожие на древние скафандры для дальнего космоса или одежду спасателей, работающих во время стихийных бедствий. Ринди поднялся с кресла.
— Я останусь с тобой, — произнес Прелат.
Как друг? Или некто, желающий узнать все плохое, что может оказаться в нем? Рэнд сдержал в себе вопросы, на которые ему никто бы не ответил, и сосредоточился на защите, показанной ему Палатоном. Он не сомневался, что сейчас эта защита понадобится ему сильнее всего.
Глава 6
Хат отвернулся от экранов, обрывая движением руки захлебывающиеся голоса комментаторов и с наслаждением наблюдая, как в комнате воцаряется тишина и полумрак. Как хищники, они будут виться над Палатоном, пока от того не останутся обглоданные кости, думал Хат. Или над Чаролоном — пока не оставят на его месте только черные обгоревшие камни. Бесстыдные торговцы сплетнями.
А сам он — не больше, чем нянька, подумал землянин, поднимаясь на ноги. Крыло помещения школы Голубой Гряды было пустым, тихим и унылым. Из него уже исчезло всякое напоминание о курсантах, окончивших школу полгода назад. Вскоре ожидалось прибытие новичков. Они появятся сразу же после того, как Палатон, наследник императора, просмотрит результаты регулярных испытаний, проведенных по всей планете. Почти всю жизнь Хат провел в Голубой Гряде — сначала как курсант, затем — тезар, а сейчас — как наставник, и все это время результаты испытаний проверял только Паншинеа. Хат задумался, будет ли другим способ проверки на этот раз. Как странно, что его бывший однокашник окажется вершителем судеб…
Не то, чтобы способности самого Хата, как тезара, никогда не равнялись способностям Палатона или Недара — нет. Скромность была не в его привычках. Но Хат был практичным чоя, крепко привязанным к земле и камням своего Дома. Оставив Земной дом ради Голубой Гряды, он ни разу не оглянулся. Он сомневался, что когда-нибудь семья услышит о каких-либо событиях в его жизни — разве что о смерти. Он отдал все, чтобы стать тезаром, а когда его попросили расстаться с мечтой ради будущих тезаров, он был рад сделать это. Да, он был счастлив оказаться наставником, учителем и даже нянькой — это радовало его сильнее, чем звание тезара, покорителя Хаоса. Старый наставник Моамеб хорошо понимал его, и когда попросил занять свое место, Хату не пришлось жертвовать космосом.
По странной иронии, Хат, который никогда особенно не заботился о своем бахдаре и его использовании при полетах в Хаосе и межпространственных прыжках, не потерял своего бахдара, как большинство других тезаров, не сгорел, мучаясь при отмирании нервных путей, отвечающих за психические способности, не страдал от потери силы, после чего остается только боль, мучительная болезнь и ожидание предстоящей смерти. Его не постигла участь тезара — та, которая, как считали, постигла Палатона.
Хат не верил в то, что Палатон погиб, потерялся при сгорании бахдара, хотя его исчезновение стало излюбленной темой сообщений на несколько лет. В сущности, исчезновение и возвращение Палатона прошли перед Хатордом по мере того, как вырастали курсанты Голубой Гряды. Если бы он тревожился о Палатоне, он присоединился бы к заинтересованным лицам, высказывая свои догадки, но не сделал этого. Ни один и ни одна чоя, которых знал Хат, никогда не горели так ярко, как Палатон. Следовательно, он не мог угаснуть просто так. Пройдет не меньше нескольких десятков лет, прежде чем невыносимый блеск его бахдара поблекнет. Хат был уверен, что именно так все и произойдет.
Что касается Недара, этот боевой пилот несомненно должен был сгореть, но в полете, а не в мирной обстановке, ожидая неизбежной болезни и смерти. Хат был уверен, что с ним все так и будет. Хотя о Палатоне он не слышал уже несколько лет, Недар время от времени появлялся в Голубой Гряде. У него, как и у Палатона, были в жилом крыле для тезаров свои комнаты. Эти комнаты оставались запертыми и пустыми, пока надменный чоя не возвращался и не открывал их. Когда он бывал в школе (Недар никогда не занимал место, он овладевал им со всей возможной полнотой), курсанты приходили взглянуть на него, чоя с несравненными способностями, легенду своего времени — такую же, какой стал Палатон. К удовольствию и удивлению Хата, его бывший однокашник доброжелательно относился к курсантам. Он не уставал рассказывать им о Хаосе и терпеливо отвечал на потоки вопросов.
Единственное, что он отказывался обсуждать с ними — свой бахдар. Разговоры о нем считались серьезным нарушением правил, тем не менее некоторые пытались заговорить о бахдаре, потому что постоянно думали о нем, как, к примеру, о сексе. Какое ощущение испытываешь, когда он горит все ярче? Как чувствуешь себя, когда внезапно начинаешь его терять, понимать, что бахдар подводит? Как смириться с этим?
Эти вопросы Недар отметал жестким, угрюмым взглядом и просто оставлял без ответа. Обычно курсанты, задавшие их, смущались и уходили, не возвращаясь ни в этот вечер, ни во все время пребывания Недара в школе. Даже самые дерзкие понимали, что злоупотребили доверием Недара.
Но Недар никогда не смотрел с подобной злобой на Хата, и тот не боялся когда-нибудь натолкнуться на такой взгляд. Они с Недаром были друзьями, хотя с чего началась их дружба, Хат так и не мог понять. Хат поступил в школу только благодаря своему дару и потому, что хорошо оплачиваемые контракты были неоценимы для его семьи. Недар прибыл сюда потому, что его отвергла школа Соляных Утесов, и, несмотря на все высокомерие, он родился со страстным желанием летать, необходимым ему, как дыхание. Хат чувствовал это.
Они с Палатоном тоже были друзьями, но у Палатона было слишком много знакомых. Он не
