глазах заиграл природный острый блеск. Прозвучала команда «Марш!».
Со Май провел в борьбе с сюнну всю свою жизнь. Только самим сражениям с «инородцами» он отдал, наверное, половину жизни. На границе его то и дело переводили с одного места на другое, и Со Май был готов без колебаний отправиться служить куда угодно. Однако нынешний поход в земли варваров наводил его на непривычные мысли.
Он хорошо понимал, что значит создать глубоко в сердце вражеских земель маленький опорный пункт. Это значит — вести бесконечную борьбу с ненавистными сюнну. Это значит — постоянно умиротворять царства Западного края, которые склонны к измене… Наконец, это значит — работать в поле, ведь солдаты там должны кормить себя сами.
Но пусть даже они сумеют построить на берегу реки Кум военно-земледельческое поселение. Сможет ли оно без поддержки с родины долго продержаться в пустыне? Нет, это исключено. Если такой поддержки не будет, то солдат вместе с построенным в пустыне поселением ждет одна судьба — остаться в песках. А надеяться на помощь с родины им не стоит: судя по всему, ханьский двор постепенно клонится к упадку, он все более озабочен внутренними проблемами. И где гарантия, что он не изменит своего отношения и к этим поселениям? Очень даже возможно, что изменит — тем более что государственные мужи годами колеблются и действуют по старой схеме: «Утром — приказ, вечером — отставить!»
Во второй половине дня отряд под командованием Со Мая вышел в настоящий песчаный океан, где не на чем было остановиться взгляду. На третий день пути океан песка во всю свою ширь покрылся мягкими, округлыми холмами: стоило перевалить через один бархан, как за ним возникал другой — и так без конца. С четвертого дня пути отряд двигался боевым порядком. Вечером этого дня, воины, наконец, увидели зеленый оазис, в котором и разбили свой лагерь. А к ночи в нем уже появилось полтора десятка мужчин и женщин странной наружности — они откуда-то узнали о прибытии ханьцев и пришли продавать им воду. Это были люди народа ашья.
Со Май подозвал к себе одну из молодых женщин и оставил ее ночевать в своем шатре. Женщина не противилась. Ее тело сверкало, словно натертое маслом, а кожа была холодная, как рыбья чешуя. В женщине была примесь ханьской крови, и она немного понимала по-ханьски.
Лежа в постели, женщина рассказывала, что эти земли назывались Лунду, Обитель Дракона, и были столицей царства Ганьлай. Со Май впервые слышал это варварское название. Из слов женщины было непонятно, когда все это было, но она продолжала рассказывать:
«Город этот был столь обширен, что если на рассвете выехать от западных его ворот, то к закату еле-еле поспеешь к восточным… И построен был тот город на насыпи покатой, что плавно спускалась прямо к берегу озера, и протекала через город полосой единой протока широкая, в озеро впадавшая. И если стать на высокой башне крепостной, обратившись лицом к западу, и посмотреть на озеро, то видно было, как вьется-извивается дракон диковинный, в протоке живущий. А насыпь широкая, что несла на себе город, вся сложена была из ровных слоев соли твердой, и если путники хотели устроить там на ночлег скотину, то им, говорят, даже ковры подстилать приходилось… А еще над городом тем часто стоял такой туман, что пень не разнился от ночи, и тогда не было видно на небе ни солнца, ни луны, ни звезд… И жили в том городе не только люди-ганьлайцы, но и демоны во множестве… И вот однажды ночью случилось у озера диво дивное, и навсегда погрузился тот город глубоко в пучину песчаную…»
Женщина все говорила и говорила… И, глядя на нее, залитую проникавшим в шатер лунным светом, Со Май впервые почувствовал, что влечет его к этой женщине всем сердцем…
На следующее утро Со Май приказал приписать женщину к своему отряду. Для того чтобы защитить ее от взглядов буйных солдат, командир но совету своего ближайшего окружения переодел женщину в мужское платье и приказал держать ее верблюда поближе к своему.
Только через два дня после этого солдаты узнали, что в отряде — женщина, но никто не осмелился подойти к ней поближе: солдаты боялись своего командира.
На седьмой день отряд вышел на равнину, усеянную камнями и песком. Далее караван двигался по дороге, отмеченной, как вехами, костями людей и животных. Три дня подряд путники видели мертвые города, в которых наблюдательные вышки, башни и прочие здания были наклонены к западу. Все эти крепости были наполовину погребены под песком. В городах, выстроенных варварскими народами, за прошедшие века бессчетное число раз стояли и войска Хань, и войска Сюнну, но сейчас они были совершенно безлюдны — как говорится, «ни дымка от костра человечьего». Остались от них лишь руины былых твердынь, брошенные и песком занесенные…
Миновав одну за другой несколько поглощенных песками крепостей, отряд на десятый день наконец достиг местности, от которой до цели, реки Кумдарья, оставалось около половины дневного перехода.
Моросивший со вчерашнего дня дождь превратился в ливень. Скоро и люди, и лошади, и верблюды промокли до костей. К ночи, несмотря на продолжавшийся дождь, отряду удалось разбить палаточный лагерь, но вода проникала сквозь пологи и затапливала палатки. Скоро все солдаты замерзли так, будто наступила настоящая зима.
Той же ночью в лагерь неожиданно пришел десяток солдат из царства Шаныпань. Назвавшись посольством правителя, они приветствовали прибывших ханьцев и преподнесли им запас провианта. А глубоко за полночь в лагере появилось еще трое купцов, на этот раз из царства Гуйцы (Куча). Они начали торговать едой, которую доставили на верблюдах. Купцы рассказали, что в том месте на берегу реки Кумдарья, где Со Май собирался строить военное поселение, пару дней назад появился крупный отряд сюнну.
Несмотря на то что стояла глубокая ночь, Со Май, услышав это известие, отдал отряду приказ немедленно выступать. Он хотел застать сюнну врасплох и одним махом вырезать их всех.
Под покровом ночи ханьцы вышли из лагеря. Под проливным дождем, они быстро продвигались вперед и уже к рассвету достигли Кумдарьи. Поселок, который заняли сюнну, находился на другом берегу.
Стоя у реки, Со Май долго смотрел на то, как бурный поток мутной, желтоватой воды проносится мимо него в серой предрассветной мгле. О том, чтобы навести здесь переправу, и думать было нечего.
А между тем мысль о том, что нужно как можно быстрее переправить отряд на ту сторону, нанести удар по лагерю сюнну и обратить врага в бегство, не отпускала командира. Однако пока перед глазами бушевала и неистовствовала Кумдарья, это было легче представить, чем сделать…
Со Май не знал, как поступить. Ошеломленный увиденным, он все стоял и стоял на поросшем камышом берегу. Насколько позволял видеть дождь, кроме камыша, здесь больше ничего не росло. Ни одного большого дерева!
С тяжелым сердцем Со Май собрал отряд на берегу реки. После того как солдаты почти полчаса простояли под проливным дождем, один из воинов подошел к начальнику, который все глядел и глядел на проносящийся мимо мутный желтый поток:
— Исстари так повелось, — осторожно начал он. — Когда божество реки гневается, ему приносят в жертву женщину… Вот и сейчас, похоже, ничего другого не остается…
Солдата звали Чжан. Он уже десять с лишним лет делил со своим командиром все тяготы боев и походов. Со Май доверял ему больше других.
Командир выслушал Чжана, но ничего не ответил. Через некоторое время тот снова пришел с советом:
— Если промедлить с переправой хотя бы день, то сюнну успеют получить подкрепление, и тогда нам несдобровать…
Со Май долго молчал.
— Когда-то Ван Цзунь своими молитвами отвратил наводнение после прорыва дамбы, а Ван Ба одной силой воли сумел остановить течение бурной реки, — наконец произнес командир,[47] — нравы водных божеств вряд ли с тех пор изменились.
Со Май быстро поставил на берегу реки алтарь и начал перед ним молиться. Было видно, что ему совсем не хочется бросать в этот мутный поток женщину и он решил успокоить воды Кумдарьи молитвами, а не жертвой.
Действительно, если правда, что воители прежних веков усмиряли течения рек, то почему же он, Со
