— Меня? За господина Такацугу?
— Ты что, не согласна?
Охацу зарделась.
— Но… дело не во мне… — с трудом скрывая радость, залепетала она. — Господин Такацугу может не…
— Не может, — отрезала Тятя. — Это приказ самого кампаку.
Ликующая Охацу не обратила внимания на злость, прозвучавшую в словах сестры, и вдруг расхохоталась. Безумный, торжествующий смех не смолкал до тех пор, пока Тятя не вознегодовала.
Вскоре после того, как Гэнъи Маэда передал княжнам волю Хидэёси, в Адзути явился сам Такацугу. Первая луна была на ущербе, без устали шёл снег, кружил в воздухе хороводы и таял, касаясь земли. В день визита Такацугу лёгкие белые хлопья тоже с рассвета танцевали на ветру, который относил их на погибель к озеру. Порой снегопад утихал, в вышине сквозь тучи пробивалась небесная синева, но тотчас снова налетали мириады снежинок, застили глаза своей кутерьмой.
Как и тогда, в Китаносё, Такацугу появился внезапно, без извещения, пришёл со стороны внутреннего сада. Тятя как раз раздвинула сёдзи, чтобы проветрить гостиную, — и увидела заснеженный силуэт. К ней приближался молодой воин. Она с первого взгляда узнала кузена. Даже ледяная белая пелена, прорезанная чёрными ветвями деревьев, не могла скрыть гордого разворота плеч потомка прославленного рода.
Почти два года минуло со времени их последней встречи. Он обещал, что обязательно вернётся, и только теперь нашёл возможность свидеться.
Охацу в тот день отлучилась из женских покоев — пошла с прислужницей на чайную церемонию в храм, стоявший в призамковом посаде. По натуре Охацу была скорее домоседкой и со дня переезда в Адзути почти не покидала крепостных стен — разве что по случаю официальных церемоний, — но как только она узнала о своей предстоящей свадьбе с Такацугу, её будто подменили — начала выходить в свет при любой возможности, словно на месте не могла удержаться от волнения. Однажды, глядя, как сестра идёт по энгаве, Тятя вдруг поняла, что всё в ней стало другим, включая походку: робкая поступь сменилась уверенными стремительными шагами, под которыми постанывали половицы.
— Негоже барышне так громко топать! — упрекнула её Тятя.
— Но я же выросла, стала тяжелее, оттого половицы и скрипят, — ответила Охацу и, точно в подтверждение этих слов, расправила плечи, чтобы продемонстрировать сестре свои округлости.
И то правда — расцвела девица, вытянулась за год да пополнела, так что даже Тятя завидовала её пышным формам. До чего же грустно было при виде этой налитой женской красы вспоминать хрупкий силуэт Когоо, шестнадцатилетней девочки, покинувшей замок в свадебном паланкине всего год назад…
Лишь подойдя совсем близко к женским покоям, Такацугу заметил Тятю, сидевшую на энгаве, и остановился как вкопанный. Постоял и снова пошёл вперёд, не сводя с неё глаз. На извечно бледных скулах заиграл румянец — надо думать, раскраснелся юноша на морозе.
Тятя впустила гостя, задвинула сёдзи и села напротив него.
— Что же вы, сударь, обещали навестить нас и пропали так надолго, — начала она беседу.
— Я приходил минувшим летом, всё так же, по саду. Услышал ваш голос за сёдзи и, не осмелившись потревожить, ушёл.
— Отчего не постучали?
— Не знаю. В конце прошлого года я опять был здесь, только ночью. Побродил у ваших покоев и вскоре удалился.
Как только молодой человек заговорил, Тятя почувствовала себя неуютно в его обществе. Она склонила голову, чтобы не смотреть на него, боясь поднять глаза и наткнуться на тот же пылающий одержимостью взгляд, которым он так смутил её в тот вечер, в замке Китаносё, когда, изъясняясь намёками, признавался ей в любви. Тятя догадывалась, что и сегодня Такацугу намерен толковать о том же. В гостиной, где, кроме них двоих, никого не было, почти физически ощущалось напряжение. А как же свадьба с Охацу? Что он об этом думает?
— Вас уже уведомили насчёт моей младшей сестрицы? — спросила она.
— Нет. Не понимаю, о чём вы…
Слова хлестнули по нервам, точно кнут. Стало быть, он ещё ничего не знает!
— О, ни о чём существенном.
И вдруг слегка дрожащим от волнения голосом Такацугу сказал:
— Княжна, в ваших жилах течёт кровь Асаи. Не сочтёте ли вы возможным союз со мной, недостойным Такацугу, в чьих жилах течёт кровь Кёгоку?
— Много лет назад я мечтала об этом союзе… — промолвила Тятя. Впервые она была с ним откровенна. Теперь, зная, что женитьба Такацугу на её младшей сестре Охацу неизбежна, ибо такова воля Хидэёси, она могла наконец смело встретить взгляд этого человека, обречённого на поражение. Именно поэтому отпала необходимость кривить душой, умалчивать о сокровенном, как в былые времена общения с ним. Она смотрела на него снисходительно — так умудрённый опытом воин смотрит на юного вассала, который пытается учить его уму-разуму. — Однако ныне и думать об этом забыла.
— Забыли?
— Имена Асаи и Кёгоку принадлежат далёкому прошлому. Настали другие времена. Некогда я и сама мечтала о возрождении наших кланов. Мой род был в ответе за уничтожение вашего, и я думала, что союз между вами и мною положит конец вашей ненависти к Асаи, что вместе мы вернём былую славу домам Асаи и Кёгоку. Но это было давно. Сейчас я думаю иначе.
— Почему?
— Всё изменилось. Мы опоздали. В течение последних десяти лет могущественные кланы один за другим исчезали с лица земли. Такэда, Акэти, Сибата — где они теперь? Даже клан Ода и тот постепенно уходит в небытие. А кто нынче вспоминает о доме Асаи?
— Конечно, вы правы. Однако разве в этом дело? Позволю себе облечь моё предложение в иную форму. Давайте оставим в стороне великие кланы Асаи и Кёгоку. Это я, Такацугу, владетель малого клочка земли в Омидзо с доходом в десять тысяч коку, прошу вас выйти за меня замуж. Теперь вы согласитесь внять моим словам?
— Омидзо?! — воскликнула Тятя. Она не знала, что Такацугу получил эту вотчину.
— Меня самого только вчера уведомили о великой милости. Официально новость будет оглашена в конце лета.
— Поздравляю. И кто же вас уведомил?
Такацугу, сидевший неподвижно, положив, как того требовали правила этикета, ладони на колени, не ответил.
— Его высокопревосходительство кампаку, полагаю? — не отступалась Тятя. Эти слова жгли ей язык, и она бросила их в лицо новоиспечённому даймё Омидзо. Они прозвучали иронично.
Такацугу по-прежнему хранил молчание, но его плечи скорбно поникли. Впрочем, возможно, он таким образом пытался сдержать свой бурный темперамент.
Тятя поднялась и раздвинула фусума, чтобы позвать прислужницу. Снежинки без устали плясали в саду.
— Тятя… — Такацугу подполз к княжне на коленях. — Вы презираете меня за то, что я принял от него землю?
— Полно вам! Что вы такое говорите!
— Я знаю, вы меня презираете. Моя старшая сестра стала наложницей, и…
— Полно! — Тятя отшатнулась и стоя с гневом смотрела на Такацугу, застывшего у её ног. Но она тотчас пришла в себя и продолжила совсем другим тоном: — Разве не вы всё это затеяли? Я думала, вы с самого начала отдавали себе отчёт в своих действиях. Омидзо — это только начало, очень скоро вы получите более обширные владения, станете хозяином огромного замка. Нет ничего худого в том, что брат и сестра объединяют свои усилия на пути к цели. Я ничуть вас не презираю, напротив — нахожу ваше поведение блистательным.
— В таком случае…
