«странах немецкой культуры». И объясняется это прежде всего тем, что Гегель был диалектиком, смотрел на все явления с точки зрения процесса des Werdens (становления), то есть возникновения и уничтожения. И вместе с тем ограниченность его философии — ее идеализм, в том числе «идеализм чистейшей воды» во взглядах на всемирную историю, привлекает внимание уходящих с исторической сцены социальных сил.
Плеханов отмечает, что «как в природе, так и в особенности в истории процесс становления есть, в каждое данное время, двойной процесс: уничтожается старое и в то же время возникает из его развалин новое… Если философия познает только отживающее старое, то познание односторонне, она не способна выполнить свою задачу познания сущего… Новейший материализм чужд подобной крайности. На основании того, что есть и что отживает свой век, он умеет судить о том, что становится» (2—I, 441).
Диалектический метод Гегеля создал, хотя и на идеалистической основе, предпосылки для разрешения противоречия между свободой и необходимостью, что помогло научной философии указать подлинную роль и место сознательной деятельности людей. Гегель показал, что «мы свободны лишь постольку, поскольку познаем законы природы и общественно-исторического развития и поскольку мы, подчиняясь им, опираемся на них. Это было величайшее приобретение как в области философии, так и в области общественной науки, — приобретение, которым в полном его объеме воспользовался, однако, только современный, диалектический, материализм» (2—I, 443).
В своей статье Плеханов раскрыл коренное отличие философии Гегеля, раздираемой противоречиями между прогрессивным, диалектическим методом («алгебра революции») и консервативной идеалистической системой, от диалектического материализма Маркса, благодаря которому «материалистическая философия возвысилась до цельного, гармонического и последовательного миросозерцания… то, что у Гегеля является случайной, более или менее гениальной догадкой, становится у Маркса строго научным исследованием» (2—I, 444–445).
Все это позволило Плеханову сделать вывод о том, что диалектика — великое завоевание человеческой мысли — становится историческим принципом и носителем этого принципа выступает пролетариат, передовой общественный класс в современную эпоху.
Энгельс вскоре же после выхода номеров «Neue Zeit» написал главному редактору журнала Карлу Каутскому: «Статьи Плеханова превосходны»[25]. Об отзыве Энгельса сразу же сообщили Плеханову. Он был очень горд похвалой и вскоре же написал Энгельсу: «Мне передавали, что Вы написали несколько благожелательных слов Каутскому по поводу моей статьи о Гегеле. Если это верно, я не хочу других похвал. Все, чего я желал бы, это быть учеником, не совсем недостойным таких учителей, как Маркс и Вы» (3—VIII, 257).
Одновременно со статьей Плеханов переделывал для немецкого читателя свою работу о Чернышевском, а через некоторое время эта книга вышла на немецком языке в партийном издательстве Дитца. Из этой работы немецкий читатель впервые узнал о творчестве выдающегося русского философа. Энгельс писал автору: «Заранее благодарю Вас за экземпляр Вашего «Чернышевского», жду его с нетерпением»[26].
Плеханов в первых же своих марксистских работах высоко оценил роль Чернышевского как революционера и философа-материалиста, назвав его «гордостью, славой и украшением русской литературы». Он с полным основанием мог сказать: «Мое собственное умственное развитие совершалось под огромнейшим влиянием Чернышевского, разбор его взглядов был целым событием в моей литературной жизни…» (2—IV, 408).
И вместе с тем Плеханов, продолжавший революционные и материалистические традиции Чернышевского, став на позицию научного социализма, критически подходит к утопическим социальным теориям великого революционного демократа — одного из родоначальников народничества, справедливо считая, что эти его взгляды…«принадлежат к той эпохе в истории социализма, которая должна теперь считаться отжившей» (1—V, 126).
В марксистских работах Плеханова о Чернышевском раскрыта преемственная связь между революционными демократами, которые были предшественниками марксизма в России, и социал- демократическим движением российского пролетариата, убедительно доказано непреходящее значение материалистического и диалектического философского наследия Чернышевского, его яркой реалистической теории эстетики, его острой и убедительной критики помещичье-буржуазного либерализма. К сожалению, впоследствии, в меньшевистский период своей деятельности, Плеханов отошел от некоторых своих верных оценок, данных в 80—90-х годах, сделал главный упор на теоретическую слабость «просветительской» деятельности Чернышевского, на его идеализм в понимании истории. Плеханов рассматривал Чернышевского только как идеолога разночинской среды, тем самым затушевывая боевой революционный крестьянский демократизм Чернышевского. В. И. Ленин по поводу этих последних работ Плеханова о Чернышевском с полным основанием мог сказать: «Из-за теоретического различия идеалистического и материалистического взгляда на историю Плеханов просмотрел практически-политическое и классовое различие либерала и демократа»[27].
Но это ленинское указание относится к позднейшим плехановским оценкам мировоззрения и деятельности Чернышевского. Что же касается работ Плеханова 90-х годов, то Ленин высоко о них отзывался, считая, что «Плеханов в своей книге о Чернышевском… вполне оценил значение Чернышевского и выяснил его отношение к теории Маркса и Энгельса»[28] .
В 1892 году Плеханов по заказу Каутского начал писать серию очерков о французских материалистах (Гольбахе, Гельвеции) как предшественниках философии Маркса. На большом фактическом материале он показал значение марксистского материализма как высшего достижения философии. Эта работа целиком поглотила Плеханова. В течение полутора лет она отнимала все его время, все его мысли. Пришлось перечитать не только работы французских материалистов, но и всю доступную литературу о них.
Однако в июле 1893 года Плеханов получил письмо от Каутского, которое его очень расстроило: «Ваша статья о Марксе будет очень полезна; она ведь входит в план Вашей работы? Только не знаю, будет ли для нее место в «Neue Zeit»? Уже с Гельвецием затруднительно. Я посоветовал бы Вам выпустить ее отдельной книгой, о чем я уже говорил с Дитцем, но пока он не может и не хочет окончательно обязаться. Поэтому не знаю, могу ли советовать Вам продолжать работу наудачу. Но я надеюсь, что, когда «Гольбах» появится в «Neue Zeit», это вызовет у него желание выпустить все в виде книги».
Когда работа была окончена, Плеханов отослал ее Каутскому, тот передал Дитцу. Но только в 1896 году книга была издана в Штутгарте под названием «Очерки по истории материализма. I. Гольбах. II. Гельвеций. III. Маркс», а затем она была переведена на русский язык.
Труд Плеханова, по существу, первое в марксистской литературе освещение истории французского материализма и вместе с тем удачная попытка показать становление диалектического материализма Маркса и Энгельса, преемственность его развития, существенное отличие от предшествующего материализма. Плеханов критикует идеалистическое понимание истории в сочинениях французских материалистов и раскрывает коренное отличие исторического материализма Маркса от «философии истории» Гольбаха и Гельвеция, которым были присущи только материалистические догадки об «эволюции» в истории общества.
В речи «Философские и социальные воззрения К. Маркса», произнесенной, вероятно, в 1897 году и тематически примыкающей к «Очеркам по истории материализма», Плеханов нарисовал яркую картину возникновения и развития философии Маркса и Энгельса, показал, что «появление материалистической философии Маркса — это подлинная революция, самая великая революция, какую только знает история человеческой мысли» (2—II, 450).
В 1892 году была выпущена на русском языке переведенная Плехановым с немецкого книга Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» с предисловием и примечаниями переводчика.
Книга Энгельса, явившаяся блестящим произведением воинствующего материализма и показавшая историческую ограниченность метафизического материализма, в том числе и фейербаховского, его идеалистическое, ненаучное понимание истории, была чрезвычайно важна как для русского, так и для всего международного рабочего движения. Она раскрывала современное значение научной материалистической философии и ее связь с революционной борьбой, давала убедительнейшую критику философского
