ему на выручку приходила система портьер и зеркал, когда приходилось прибегать к механической помощи. Особенно поражал своим устройством приемный зал: огромная комната была вымощена зеленым мрамором, по стенам висели чучела обезьян, рыб и крокодилов; по карнизу вились тексты с изречениями на греческом, еврейском и арабском языках. Стулья стояли полукругом, в центре размещался трон для графа, а посередине стоял большой бюст Калиостро.
В Риме за четой Калиостро следили очень внимательно, инквизиция собрала о графе подробные сведения, открыла его переписку и с якобинцами. А вскоре на супругов поступил донос, и по приказу инквизиции их схватили как еретиков, колдунов, безбожников и масонов. Папской буллой масонство было признано делом богопротивным, а изобличенные в нем карались смертной казнью.
В сентябре 1789 года графа Калиостро и Лоренцу арестовали. Когда графа везли в крепость Святого Ангела, римская толпа выкрикивала угрозы в его адрес и швырялась камнями. И он расплакался, поняв, что теперь ему не помогут ни друзья, ни деньги, ни собственное влияние. Он был очень ценным узником для инквизиции, и на его допросах присутствовал сам папа Пий VII. Если граф говорил с позиций философии, его обвиняли в масонстве; если оправдывался как христианин, его уличали в том, что он путает самые простые молитвы и даже не в состоянии перечислить семь смертных грехов. Доказывая чистоту своих помыслов, Калиостро обратился к логике и богословию, но ему припомнили все те слухи и сплетни, которые ходили о нем в Лондоне, Париже, Варшаве, Санкт-Петербурге, Страсбурге…
Следствие продолжалось два года, в течение которых супружескую чету подвергали пыткам, а в Риме распустили слух, будто граф, подобно Нерону, собирался сжечь «вечный город». На горячих углях, под прессом раскаленного железа граф Калиостро и Лоренца открыли многое из своей прошлой жизни и раскрыли секреты некоторых своих фокусов. В марте 1791 года состоялся суд над графом, но за два прошедших года народ успел охладеть к магу, тем более что в Риме он и до того не был особенно популярен, а Франции и Англии тогда было не до судьбы графа Калиостро.
Супругов судили за масонство и чародейство, улики были налицо и отрицать факты было невозможно. К тому же Лоренцу убеждали дать показания против мужа как против простого мошенника и шарлатана, уверяя, что наказание ему в таком случае будет смягчено.
В материалах суда граф Калиостро представал беспардонным негодяем, с детства занимавшимся разного рода жульничеством; будучи странствующим художником, он не брезговал и кражами, а впоследствии даже приторговывал своей женой. Графу оставалось лишь одно: публично отречься от заблуждений, чтобы избежать позорной смерти. И он исполнил этот обряд. Разутый, с накрытой черным покрывалом головой, он прошел от замка Святого Ангела до церкви Святой Марии и там прочитал перед пастырем свое отречение. Стоя на коленях со свечой в руках, он вымаливал у Бога прощение, а на площади перед церковью палач сжигал все его хозяйство: «черные» рукописи, бумаги, письма, статуэтки Изиды и Аписа, пентаграммы, чучела… Конечно, будь Калиостро прежним, полным сил магом, он заставил бы стихнуть пламя, залив его дождем; на нем, прежнем, вмиг бы разлетелись цепи, и он мог бы перенестись в Париж, Лондон или Варшаву, чтобы оттуда освободить Лоренцу. Но великий чародей уже не был прежним. Не раз в тюрьме он напрягал свою волю и силу, исступленно проговаривал заклинания, но лишь шум слышался в сырых стенах каземата да проносились лиловые искры. Не слушались больше духи стареющего мага, и порой к графу подступало такое отчаяние, что он бросался на пол и кусал от досады пальцы или кричал, требуя вина.
Граф Калиостро рвался на волю, но уже не увидел Божьего света. Инквизиция приговорила его к «показательной смерти» (сожжению), но папа заменил ее вечным заточением без надежды на помилование и наложением тяжелых епитимий. Графа заточили в подземелье крепости Сан-Лео, находившейся близ города Урбано, и заковали в цепи. Из этого места редко кто возвращался к жизни, разве только для того, чтобы в последний раз взглянуть на мир через дым костра, на котором его сожгут как еретика. С этого момента прекращаются все сведения о графе Калиостро, кроме одного рассказа, согласно которому он будто бы хотел бежать из тюрьмы. Бывший маг и чародей пытался задушить своего духовника, чтобы скрыться, переодевшись в его платье. Есть версия и о том, что Калиостро был задушен самими тюремщиками, однако и это не более чем предположение. Но достоверно, что он навсегда остался в мрачных подземельях инквизиции, скончался в 1795 году и был похоронен без отпевания.
Выстрел в Королевской опере
К 1760-м годам в шведской политической жизни назрело противоречие между аристократией и тремя низшими сословиями. Когда последние на риксдаге 1771–1772 годов объединились, чтобы ограничить привилегии дворян, аристократы обратились к королю за поддержкой. Прибегнув к помощи военных, король Густав III совершил государственный переворот и под дулами пушек заставил риксдаг «принять новую конституцию страны», согласно которой возрождалась «суверенность» короля. Густав III вернул шведской короне реальную власть: режим «эры свобод» был ликвидирован, властные полномочия вновь перешли в руки монарха, а правительство превратилось в совещательный орган.
В первое десятилетие своего правления король следовал в основном политике реформ партии «младших колпаков», большинство которой состояло из обуржуазившихся аристократов, ориентированных на Россию, и провинциальных бюргеров. В это время были сняты многие запреты на торговлю, более гуманной стала система наказаний, для иностранцев ввели свободу вероисповедания, евреям разрешили проживать во всех крупных городах страны. В 1773 году в Стокгольме была создана Королевская опера, через 5 лет открылся Королевский драматический театр… Благодаря этим и другим мерам Густав III по праву приобрел репутацию одного из самых просвещенных монархов мира.
Однако политический режим в Швеции в сравнении с «эрой свобод» стал более жестоким: широкие гражданские свободы во многом были урезаны, создана тайная полиция, и в дальнейшем противоречия между политикой короля и оппозицией стали углубляться. Под влиянием идей революционной Франции дворяне вновь потребовали для себя большего влияния. На риксдаге 1786 года оппозиция оказалась в большинстве, ограничила предназначенные для короля субсидии и отвергла многие его предложения. По разным причинам шведское дворянство в значительной своей части так и не примирилось с королем. Старые аристократы не могли простить Густаву III попрания дворянских привилегий, молодое поколение дворян ненавидело самодержавие как таковое. Более решительные даже начали готовить покушение на Густава III.
Душой заговора стал отставной генерал-майор Карл Фридрик Пеклен – один из бывших вождей «младших колпаков». Это был человек умный, бесстрашный и энергичный, принесший, несмотря на свои 72 года, в кружок молодых офицеров-антироялистов дух «эры свобод». Убить короля взялся бывший капитан лейб-гвардии Якоб Юхан Анкарстрем, считавший себя лично оскорбленным Густавом III. Смерть короля должна была стать сигналом к выступлению вооруженных отрядов дворян и бюргеров. Несколько раз заговорщики приходили в Королевскую оперу вооруженными, но подходящего случая долго не предоставлялось…
В пятницу 11 марта 1792 года в шведской столице царило особое оживление, так как вечером в Королевской опере намечался бал-маскарад. К зданию беспрестанно подъезжали кареты с «пьеро» и «коломбинами», «халифами» и «одалисками», «пиратами» и «рабынями»… Вся молодежь Стокгольма стремилась попасть на этот вечер, где, в отличие от официальных балов, не было сословных различий.
К 11 часам вечера в Оперу приехал Густав III: здесь под апартаменты короля был отведен целый этаж. Когда король заканчивал ужинать, паж подал ему письмо, переданное каким-то таинственным незнакомцем. Анонимное послание было написано по-французски, и в нем сообщалось, что на короля готовится покушение[41]. Гофшталмейстер фон Эссен принялся уговаривать Густава III не спускаться в зал к танцующим. Или, по крайней мере, надеть панцирь под карнавальный костюм и выйти в сопровождении стражи, однако Густав III ни на одно из этих предложений
