этого дерева и пара крыльев за спиной. С Рубеном он достает с рукой до звезд, его любят женщины, он может говорить про себя — мы…
Как же так вышло?
— Скажи мне, ты точно знаешь, что именно хочет обрести Мари Люссак? Этот дух в этом теле или нечто большее? Что ты вообще знаешь о Мари Люссак? Думаешь, больше всего на свете ей нужна твоя любовь? Или ей хватит тебя в кристалле? Кулончик на шею и джинн из него — по приказу. Чего изволите? Хозяйка Назгула — не бойтесь, он ручной! — или дочь президента с игрушкой-клоном? Что ей понравится больше? Ты ведь не собираешься появиться на родине со словами — «Здравствуйте, вы меня узнаете»? «Не хотите выбрать меня в Президенты?» Хотя что это я — в президенты! Волчица назвала тебя богом! Разве удержишься, чтоб не попробовать?
— Именно из этого я и исхожу, — помолчав, рассудил Норм. — Она игрок, а мы пока фигуры, все. Выберет ли она этот дух в этом теле, если Алькор согласится уступить его, или же возьмет этот дух в ином носителе, и будет ли с этим выбором счастлива, от того, словом, чем увенчаются ее поиски силы для себя и Зиглинды — для вас, Эстергази, зависит все. И еще — чем станет Мари Люссак через несколько лет, когда сменится поколение игроков. Она ведь Люссак, не забывайте. Если она возьмется играть, ее отца можно списывать по старости и выслуге лет. Так уж вышло, что я к ее будущему неравнодушен. Я… унаследовал эту обязанность от одной девочки, давно. Если вы еще не поняли — она отождествляет себя с Зиглиндой, и никому из вас я бы не советовал оценивать ее дешевле. Извини, Алькор, но подросток не справится.
— Если так, — заикнулся Брюс, — может, лучше ей вообще ничего не давать?
— Так предложил бы Кэссиди, ага. А что потом за этим мудрым решением? Она знает про нас все. И самое главное — она знает про кристаллы. Мы заинтересованы в ней не меньше. Другой альтернативы, — Норм выделил это голосом, — нет. К тому же вы не имеете морального права играть ею, как монеткой. Вспомните, ее биохимия тоже замешана в этот вот генетический коктейль, который вы делите, как будто он только ваш.
— Тебе уже задавали этот вопрос, — задумчиво произнес «бульдозер». — На кого ты работаешь, друг мой? Иногда мне кажется, что на Пантократор, а иногда — как сейчас, например — что на Люссаков. Не могу тебя осуждать, но ты сам-то определился?
— На Пантократор, покуда тот держится интересов человечества.
— А если они войдут в противоречие с интересами человечности?
Тьфу на тебя, ехидная сущность!
— Тогда, — невозмутимо ответил Норм, — на свою жену, ребенка и совесть. На все, что включается в этот круг.
Ну что, Норм свое сказал, а Рубен все молчал, потому что права не имел. Брюс вздохнул, чувствуя себя вербовщиком, и озвучил то, к чему шло с самого начала:
— Алькор, нормальный человек, я имею в виду — обычный, сочтет генетически заложенную тягу оскорбительной. «Выбора нет», — он покосился на отчима, — это на самом деле самое простое обоснование выбора, который уже сделан. А этот выбор личный, и не Люссак сделает его за отца, тебя или меня. Люссак на роль бога негож. Знаешь, — он перевел дух, — я тоже однажды взял и вырос. Как это выглядит? Одиноко. А не сделаешь этого и будешь только тень, боящаяся покинуть тело. Эта форма существования — для тебя, потому что в данном случае это твоя свобода и твой способ реализовать свою уникальность, а обмен… а он равноценный, обмен. Наша семья не похожа на другие: так уж вышло, что среди нас есть
Он слушает, слушает! Рубен не убедил бы его, потому что Рубен — узурпатор и захватчик. Только брат говорит с ним на равных. Эта ноша только тебе по плечу, а это значит — она твоя.
— А ты махнулся бы со мной не глядя? Твоя жизнь в обмен на мои возможности? А?
Брюс открыл было рот, а потом закрыл его.
— Нет, — честно признался он. — Неделю назад сказал бы «да», а теперь… Ну и может быть, когда- нибудь снова будет «да», но сейчас это нечестно. Ты, — он умоляюще посмотрел на Норма, — понимаешь? Потому что есть не только Мари Люссак…
«Бульдозер» изобразил вопросительное молчание — бог весть, как.
— Морган, — пояснил для него Брюсов отчим, который всегда все знал и помалкивал.
— О господи!
Нет, это он мне говорит — «господи», да?
— Я понял, — сказал Алькор со смешком. — Наличие женщины, вот что определяет выбор формы существования. Надо и мне с кем-нибудь познакомиться. Как вы полагаете, миз Монти меня не обломает? В конце концов, какая разница, сколько миллионов лет ее кристаллу?
— Ну, — без улыбки ответил ему Норм, — если ей будет интересно с тобой разговаривать…
— Эээ… так что вы спрашивали у меня о всемогуществе? Я вам, так и быть, расскажу!
— Теперь поговорим о круге совести, — глухо сказал «бульдозер» из наступающих сумерек. — Я не зря спросил, кому ты служишь, потому что у меня есть здесь интерес. Самое время вспомнить, что я такое и что я такой не один. Сколько нашим еще скитаться неприкаянными? На что это может нас толкнуть? Или мало Виллема? Эту планету нельзя отдавать никому. Эта планета для Назгулов.
Сперва всех подняли на «Эгле» и там уже сортировали на «наших» и «не наших». «Не наши» сбились в плотную кучку вокруг своего топ-менеджера хатамото Ии, высокого и неожиданно молодого, за прямой спиной и упрямым взглядом которого Натали неожиданно обнаружила страх. Не тот, что у большинства сотрудников «Седьмой грани»: те казались напуганными и не отвечали на самые невинные вопросы, очевидно, ожидая в них подвоха. Статус их неясен был им самим, и кто выиграл состязание — непонятно, однако же они имели все основания предполагать, что уволены. Ии был человек другого склада, из тех, кого на Пантократоре традиционно зовут «ястребами», и кошмары его были другого порядка: не справился, не оправдал, низведен до общего уровня. Надо будет сказать Приматоре, чтобы за ним проследили. Теперь, когда Ии снял с себя ответственность за персонал, в течение нескольких часов нам придется жить в страхе — обнаружить в его жилом отсеке бездыханное тело с вскрытыми венами. Сама Натали Норм была чистейший «голубь».
Колонисты тоже не выглядели победителями, но у них было больше промежуточных забот. В основном на их лицах читалось облегчение людей, вырвавшихся живыми из коварной ловушки. Лишь немногие хмурились, будто чувствовали себя проигравшими, оказавшимися чуть слабее, чем хватило бы, чтобы дотянуться до главного приза. Он, приз, теперь достанется не им. Ну то есть, Надежде, конечно, но не им конкретно. Им требовалось горячее питание и чистая одежда, а некоторым — скорая медицинская помощь, и медики «Эгле» занялись ими в первую очередь. Сперва надеждинцев пропустили через обязательную процедуру бактериологического контроля, через слизистую носа впрыснули аэрозольные ингибиторы, выдали новую одежду вместо старой, которую сожгли, и только потом начали помалу распределять по кораблям эскорта, возглавляемого Ква'аном.
Во всем этом Натали Норм почти не принимала участия. Для нее еще ничто не кончилось. Ее сын и ее муж пока там, внизу, и она сделала не слишком много, чтобы помочь им. Меньше, чем Люссак, фактически обменявший планету на дочь. Почему-то Натали казалось, что здесь он ее обошел. Она просто была, для того чтобы Рассел смотрел на нее, и Рассел знал, что она на него смотрит. Пантократору зачем-то это было
