кухня. Под этим миссис Урик подразумевала выбор из двух больших бифштексов или обеда, сваренного по- новоанглийски; выбор из двух пирогов, а по понедельникам разнообразные мясные пирожки из недоеденных бифштексов. На ланч будут суп и холодные бутерброды, на завтрак — поджаренные кексы и так далее.
— Никаких изысков — такая простая, добротная еда, — сказала миссис Урик, скорее всерьез, чем в шутку: нам с Фрэнни она напоминала диетолога из подготовительных классов, тип, хорошо знакомый нам по школе Дейри, — даму, твердо верующую, что еда не развлечение, а, если угодно, моральный долг. Мы разделяли беспокойство матери о кухне, так как это должно было стать нашим обычным питанием, но отец был уверен, что миссис Урик справится. Ей была выделена подвальная комната: «поближе к моей кухне», — сказала она, предвидя, что кастрюли будут стоять на огне всю ночь. У Макса Урика тоже была своя собственная комната на четвертом этаже. Лифта в семинарии не имелось, и мой отец был счастлив хоть как-то использовать комнаты четвертого этажа, где стояли ванны и туалеты детского размера. Но так как Макс привык справлять свои гигиенические потребности в тесном гальюне «Мисс Бесстрашной», карликовые габариты оборудования его не смущали.
— Хорошо для моего сердца, — говорил нам Макс — Все эти подъемы по лестницам хорошо разгоняют кровь, — сказал он и пошлепал своей изувеченной рукой по седой груди. Но мы считали, что Макс готов и на большие трудности, лишь бы держаться подальше от мисс Урик; он согласен был забираться по пожарной лестнице, он согласился бы на отсутствие туалета и умывальника. Он звал себя «рукастым», и когда он не помогал миссис Урик на кухне, предполагалось, что он что-нибудь чинит.
— Все, от туалета до замков, — заверял он.
Он умел языком делать звук, похожий на поворот ключа в замке, а еще умел издавать ужасный чавкающий звук, словно маленький туалет на четвертом этаже посылает свое содержимое в долгое и удивительное путешествие.
— А что со вторым предварительным бронированием? — спросил я отца.
Мы знали, что в один из уикендов весной будет выпускной вечер в школе Дейри и, может быть, в один из зимних уикендов будет большой хоккейный матч. Но мелкие, пусть даже и постоянные визиты родителей к ученикам в школу Дейри вряд ли потребуют предварительного бронирования.
— Выпуск, да? — спросила Фрэнни. Но отец покачал головой.
— Огромнейшая свадьба! — воскликнула Лилли, и мы все с удивлением уставились на нее.
— Чья свадьба? — спросил Фрэнк.
— Не знаю, — сказала Лилли. — Но очень гигантская, в самом деле большая. Самая большая свадьба в Новой Англии.
Мы никак не могли понять, откуда Лилли все это придумывает; мать обеспокоенно посмотрела на нее, потом сказала отцу:
— Не секретничай. — И добавила: — Мы все хотим знать, что это за второе предварительное бронирование?
— Это не раньше лета, — сказал он. — У нас еще масса времени, чтобы к нему подготовиться. А пока наша главная забота — эксетеровский уикенд. Всему свое время.
— Это, наверное, съезд слепых, — сказала Фрэнни мне и Фрэнку, когда мы на следующее утро шли на занятия в школу.
— Или лепрозорий, — сказал я.
— Все будет в порядке, — озабоченно сказал Фрэнк.
Мы не ходили больше по тропинке через лес за спортивной площадкой. Мы шли прямо через футбольные поля, иногда бросались огрызками яблок в ворота или выходили на главную дорожку, которая вела мимо общежитий. Мы были внимательны, чтобы не попасться на глаза игрокам Айовы Боба; никто из нас не хотел встретиться один на один с Чиппером Доувом. Отцу мы про этот инцидент не рассказывали, Фрэнк попросил нас ничего ему не говорить.
— Мать уже знает, — сказал он. — Я имею в виду, что я педик.
Мы с Фрэнни лишь на мгновение удивились, но, подумав, действительно нашли в этом здравый смысл. Если у тебя есть секрет, то мать его сохранит, а если тебе нужны демократические дебаты и семейные обсуждения, которые будут продолжаться часами, а может, неделями, а возможно, и месяцами, то, что бы это ни было, иди с этим к отцу. Он не слишком умел хранить секреты — хотя насчет второго предварительного бронирования из него было слова не выудить.
— Это будет встреча всех великих писателей и художников Европы, — предположила Лилли.
Мы с Фрэнни пнули друг друга под столом и закатили глаза; наши глаза говорили: «Лилли чудачка, Фрэнк педик, а Эггу всего лишь шесть лет». Наши глаза говорили: «Мы совсем одиноки в этой семье, нас всего лишь двое».
— Это будет цирк, — сказал Эгг.
— Откуда ты знаешь? — набросился на него отец.
— О нет, Вин, — сказала мать. — Это и правда цирк?
— Так, маленький, — сказал отец.
— Не потомки Ф. Т. Барнума? — поинтересовался Айова Боб.
— Конечно нет, — сказал отец.
— Королевские братья! — воскликнул Фрэнк; у него в комнате висел плакат выступления тигров в цирке Королевских братьев.
— Нет, я действительно имею в виду маленький цирк, — сказал отец. — Нечто вроде
— Ты хочешь сказать, это будет один из этих второсортных балаганов? — спросил тренер Боб.
— Только не с уродскими животными! — сказала Фрэнни.
— Конечно нет, — сказал отец.
— Что, по-твоему, значит «уродские животные»? — спросила Лилли.
— Лошади, у которых не хватает ног, — сказал Фрэнк. — Коровы с лишней головой, которая растет у них на спине, — пояснил Фрэнк.
— Где ты такое видел? — поинтересовался я.
— Там будут тигры и львы? — спросил Эгг.
— Так вот кто у нас поселится
— Нет, посели их вместе с миссис Урик! — сказала Фрэнни.
— Вин, — сказала моя мать, — что за цирк?
— Ну, видишь ли, они могут воспользоваться полем, — сказал отец. — Они могут раскинуть свои шатры на старом спортивном поле, они могут питаться в ресторане, а некоторые из них могут действительно остановиться в отеле, хотя я думаю, что у большинства из них свои трейлеры.
— А какие там будут животные? — спросила
Лилли.
— Ну, — сказал отец, — не думаю, что у них будет много животных. Это, видишь ли, маленький цирк. Возможно, несколько животных и будет. Наверняка у них есть какой-нибудь специальный номер, ну, знаете, как водится, а вот насчет животных я не уверен.
— Какой номер? — спросил Айова Боб.
— Это, наверное, один из этих ужасных цирков… — сказала Фрэнни. — Из тех, где только козы и цыплята и всякие задрипанные животные, которых все видели, — тупые северные олени, говорящие вороны. Но ничего большого и никого экзотического.
— Вот именно экзотических я и не допущу сюда, — сказала мать.
— Что за номер? — спросил Айова Боб.
— Ну, не знаю, я не уверен, — сказал отец. — Может быть, воздушные гимнасты.
— Ты не знаешь, какие у них животные, — сказала мать. — Ты не знаешь, какой у них специальный номер. А что ты знаешь?
— Это маленький цирк, — сказал отец. — Они просто хотят зарезервировать несколько комнат и, может быть, половину ресторана. По понедельникам у них выходной.
— По понедельникам выходной? — переспросил Айова Боб. — И на сколько времени ты
