— Доброй ночи! Да благословит вас Господь! — крикнул мужчина в белом смокинге.
Но он не вышел за границы света, и там, где начиналась тьма Элиот-парка, он остановился и махнул рукой.
Я выключил свет, чтобы отец, если подойдет, не увидел призрака в парадном костюме.
— Мне ничего не видно, — взвыл пьяный, и я снова включил свет.
— Убирайся отсюда, а то я вытряхну из тебя все потроха! — заорал я ему.
— Так такие дела не улаживаются, — услышал я крик отца.
— Доброй ночи! Да благословит вас всех Господь! — крикнул мужчина.
Он все еще находился в освещенном круге, когда я выключил свет. Так, в полутьме, я закончил читать письмо Фрейда.
Я НАКОНЕЦ-ТО ДОСТАЛ УМНОГО МЕДВЕДЯ 19. ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЕ ДЕЛО. У МЕНЯ БЫЛ ХОРОШИЙ ОТЕЛЬ, НО Я СТАЛ СТАР. ОН ЕЩЕ МОЖЕТ СТАТЬ ОТЛИЧНЫМ ОТЕЛЕМ 20, ЕСЛИ ТЫ С МЭРИ ПРИЕДЕШЬ УПРАВЛЯТЬ ИМ. У МЕНЯ ЕСТЬ УМНЫЙ МЕДВЕДЬ, НО МНЕ ТАК НЕ ХВАТАЕТ УМНОГО ГАРВАРДСКОГО МАЛЬЧИКА, ТАКОГО КАК ТЫ!
Отец ворвался в убогое фойе отеля «Нью-Гэмпшир»; в своих тапочках он наткнулся на бутылку
— Он ушел, — сказал я отцу. — Просто какой-то пьяный.
Но отец включил наружный свет, и там, на границе освещенного круга, стоял и махал нам человек в белом смокинге.
— До свиданья! До свиданья! — жизнерадостно кричал он. — Удачи! До свиданья!
Эффект был потрясающий: мужчина в белом смокинге сделал шаг из круга света и исчез, исчез, как будто бы ушел в море, и мой отец ринулся за ним в темноту.
— Эй! — что есть силы кричал отец. — Вернись! Эй?
— До свиданья! Удачи! До свиданья! — раздался голос человека в белом смокинге.
А мой отец стоял на ветру в одних тапочках и халате и смотрел в темноту, пока не замерз; потом он позволил мне затащить его в дом.
Как и всякий рассказчик, я имею право закончить свой рассказ, и я мог бы это сделать. Но я не уничтожил письмо Фрейда; я отдал его отцу, когда образ человека в белом смокинге все еще стоял у него перед глазами. Я отдал письмо Фрейда — как всякий рассказчик, зная (более или менее), куда это нас всех приведет.
ГЛАВА 7. Грустец нападает снова
Сабрина Джонс, которая учила меня целоваться, чей глубокий подвижный рот произвел на меня, как говорится, неизгладимое впечатление, нашла человека, сумевшего оценить ее вставную тайну; она вышла замуж за адвоката из той же фирмы, в которой работала секретаршей, и родила трех здоровых ребятишек («Бац, бац, бац», — как скажет Фрэнни).
Малютка Так, упавшая в обморок именно в тот момент, когда вставляла себе диафрагму, и чьи восхитительные груди и современные манеры в один прекрасный день перестали казаться мне такими уж уникальными, как тогда, в 1956 году, благополучно пережила свою встречу с Грустецом; я слышал (совсем недавно), что она все еще не замужем и все еще компанейская девочка.
А некто Фредерик Вортер, сорока одного года от роду, всего лишь на волосок выше четырех футов и больше знакомый нашей семье как Фриц, чей цирк по имени «Номер Фрица» предварительно забронировал номера на лето — лето, которого мы ожидали с любопытством и страхом, — купил первый отель «Нью- Гэмпшир» у моего отца зимой 1957 года.
— Могу поспорить, что за бесценок, — скажет Фрэнни.
Мы, дети, так и не узнали, за сколько отец продал отель «Нью-Гэмпшир»; никто больше не бронировал у нас номеров на лето 1957 года, поэтому отец первым написал Фрицу, предупреждая низкорослого короля цирка, что наша семья переезжает в Вену.
— Вена? — продолжала бормотать и качать головой моя мать. — Что ты знаешь о Вене?
— Что ты знаешь о мотоциклах? Или о медведях? Или об отелях? — отвечал ей отец.
— И чему все это тебя научило? — спрашивала его мать, но у отца не возникало сомнений: ведь Фрейд сказал, что умный медведь — это совсем другое дело.
— Я знаю, что Вена — это не Дейри, штат Нью-Гэмпшир, — сказал отец матери.
Он извинился перед Фрицем из «Номера Фрица», сказав, что выставляет отель «Нью-Гэмпшир» на продажу и что цирку надо искать себе другое жилье. Не знаю уж, насколько хорошее предложение сделал цирк «Номер Фрица» моему отцу, но это было первое предложение, и отец его принял.
— Вена? — сказал Младший Джонс. — Ну даете.
Фрэнни могла бы запротестовать против переезда, не желая расставаться с Младшим, но узнала о его «измене» (с Рондой Рей, на Новый год) и охладела к нему.
— Слушай, мужик, скажи ей, что я просто завелся, — попросил меня Младший.
— Он просто завелся, Фрэнни, — сказал я.
— Не сомневаюсь, — ответила Фрэнни. — И ты прекрасно знаешь, каково это.
— Вена, — сказала Ронда Рей и вздохнула подо мной, возможно, от скуки. — Мне бы хотелось поехать в Вену, — сказала она. — Но, думаю, придется остаться здесь и, может быть, лишиться работы. Или работать на этого карлика.
Лысый карлик Фредерик Вортер по кличке Фриц посетил нас в один снежный уикенд; больше всего его поразили сантехника на четвертом этаже и Ронда Рей. На Лилли, конечно, Фриц произвел огромное впечатление. Он был не намного ее выше. Мы пытались заверить Лилли (а больше самих себя), что она растет — пусть понемногу, зато вполне пропорционально. Лилли выглядела хорошенькой, миниатюрной, но милой. Голова у Фрица была на несколько размеров больше, чем полагалось бы, судя по телу; его бицепсы дрябло обвисли, словно пересаженные неумелым вивисектором мышцы икр, пальцы торчали спиленными сардельками, а вспученные лодыжки нависали над маленькими кукольными ножками, как носки с растянувшейся резинкой.
— Что у вас за цирк? — смело спросила Лилли.
— Уродские номера, уродские животные, — прошептала Фрэнни, и ее передернуло.
— Маленькие номера, маленькие животные, — проворчал Фрэнк.
— Мы просто маленький цирк, — выразительно сказал Фриц Лилли.
— Он имеет в виду, — сказал Урик после того, как Фриц уехал, — что они все прекрасно подойдут к этому долбаному четвертому этажу.
— Если они все такие же, как он, — сказала миссис Урик, — есть они будут не слишком много.
— Если они все, как он… — сказала Ронда Рей и закатила глаза, но договаривать мысль до конца не стала.
— По-моему, он интересный, — сказала Лилли. У Эгга Фриц из «Номера Фрица» вызвал ночной кошмар — от его пронзительного визга судорога свела мне спину и скрутила мышцы шеи; Эгг замахал руками и чуть не снес ночник, его ноги дрыгались, как будто он тонул в простыне.
— Эгг! — закричал я. — Это всего лишь сон! Просто тебе приснился сон!
— Что? — закричал он.
— Сон! — заорал я в ответ.
— Карлики! — кричал Эгг. — Они у меня под кроватью! Они крадутся повсюду! Они везде!
— Господи Иисусе! — сказал отец. — Если это всего лишь карлики, что же он так расстроился?
— Тс-с, — сказала мать, вечно боявшаяся задеть маленькие чувства Лилли.
А я лежал в это утро под штангой, подсматривая, как Фрэнни встает и одевается, и думал об Айове
