Копперфильда», как раз то место, где речь идет о неземной любви: «…Это небо надо мной; приобщившись к вечной тайне, я буду любить неземной любовью и поведаю ей, какая во мне шла борьба, когда я любил там, в подлунном мире…»
«Я все же предпочел бы любить Кенди здесь на земле», — подумал он, как вдруг Олив снизу прокричала:
— Гомер! Ты не знаешь, где Перл-Харбор?
Этого Гомер, конечно, не знал. Он всего раз в жизни видел карту Земли, разглядывал ее каких-то несколько секунд на доске в классе кейп-кеннетской школы, он и Южную-то Каролину нашел с трудом. Гомер не только не знал, где находился Перл-Харбор, но и понятия не имел, что это такое.
— Не знаю, — крикнул он, не отрываясь от книги.
— Японцы только что его разбомбили! — опять прокричала Олив.
— С самолетов? Атаковали с неба? — кричал в ответ Гомер, все еще витающий в облаках.
— Откуда же еще? Спустись и послушай сам.
— А где этот Перл-Харбор? — спросила Кенди отца.
— Тише! Давай послушаем, они, наверное, сейчас скажут, — ответил Рей.
— Как же это японцы умудрились?
— Очевидно, кто-то на земле плохо делал свою работу.
Первые сообщения были чудовищно нелепы: «Японцы вторглись на американскую землю, бомбили Калифорнию». У многих в голове с самого начала все перепуталось, кое-кто даже решил, что порт Перл- Харбор в Калифорнии.
— А где Гавайи? — спросила миссис Гроган.
Д-р Кедр со своими сподвижницами пили чай с печеньем, слушая по радио музыку, и вдруг это сообщение по радио.
— Гавайи в Тихом океане, — ответил д-р Кедр.
— Ну, это очень далеко, — сказала сестра Эдна.
— Не так уж и далеко, — возразил Кедр.
— Значит, опять будет война? — спросила сестра Анджела.
— По-моему, она уже началась, — ответил Уилбур Кедр. А Уолли, которого больше всех коснется эта новость, сидел себе в кино и наслаждался Фредом Астером; Фред танцевал и танцевал, а Уолли думал, что такой стэп можно смотреть хоть весь день.
Мелони с Лорной слушали радио в гостиной пансиона, где жила Лорна. Пансион был женский, в нем снимали комнаты женщины, давно перешагнувшие средний возраст или только что разошедшиеся с мужьями. В воскресение послушать радио в гостиной собрались в основном его пожилые обитательницы.
— Надо немедленно разбомбить Японию, — сказала Мелони. — Нечего с ними церемониться. Уничтожить одним ударом, и все.
— Знаете почему у япошек такие узкие глазки? — спросила Лорна.
Мелони, да и другие женщины проявили явный интерес.
— Потому что они все время занимаются онанизмом, и мужчины и женщины, — объяснила Лорна.
Услыхав это смелое заявление, кто-то вежливо промолчал, кто-то воззрился на нее с изумлением. Мелони из любви к подруге тоже набрала в рот воды.
— Это шутка? — немного погодя спросила она.
— Конечно, шутка, — воскликнула Лорна.
— Я ее не поняла, — призналась Мелони.
— Ну слушай еще раз. У япошек не глаза, а щелочки, потому что они все время занимаются онанизмом. Понятно? — Лорна вопросительно взглянула на подругу.
— Непонятно, — недоумевала Мелони.
— Ну когда они кончают, они ведь закрывают глаза. А потом открывают. И так все время — закрывают, открывают. Им это надоело. Они взяли и навсегда прищурились. Дошло? — торжествующе спросила Лорна.
Помня о зубах, Мелони, не разжимая рта, изобразила улыбку. Глядя на старушек, сидевших в гостиной, вы бы затруднились сказать, от чего они в ужасе затрепетали: от нападения на Перл-Харбор или от шутки Лорны.
А Уолли Уортингтон, услыхав новость, пустился в пляс прямо на улице — так ему не терпелось отличиться на войне и стать героем. Президент Рузвельт назовет этот день «днем позора», но для Уолли он означал совсем другое. Его горячее благородное сердце жаждало сражений и славы; он уже видел себя пилотом «либерейтора Б-24», тяжелого четырехмоторного бомбардировщика, который бомбит мосты и нефтеперерабатывающие заводы, резервуары с горючим и железнодорожные линии. В этот «день позора» один из бомбардировщиков «Б-24» уже ожидал новобранца Уолли Уортингтона, которому предстояло учиться на нем летать.
Жители Сердечной Бухты и Сердечного Камня говорили про Молодого Уортингтона, что у него есть все — деньги, прекрасная внешность, обаяние, доброта, любимая девушка; но ко всему этому он обладал еще отвагой и бесконечным запасом безрассудного оптимизма, качеств опасных в юношеском возрасте. Он был готов поставить на карту все, что имел, лишь бы научиться пилотировать самолет, начиненный смертоносным грузом.
Уолли завербовался в военно-воздушные силы в канун Рождества. И ему было разрешено провести праздники дома. В летных училищах ему предстояло больше года овладевать опасным искусством воздушной войны.
— К тому времени военные действия наверняка кончаться, — сказал он Олив и Кенди, сидевшим на кухне «Океанских далей». — Такое уж мое везение.
— Это и правда будет везение, — сказала Олив. На что Кенди кивнула головой.
— Точно, — откликнулся из соседней комнаты Гомер. Он все еще сомневался, не пройти ли ему призывную медицинскую комиссию. Заключения д-ра Кедра о врожденном пороке сердца оказалось достаточно, и его освободили от воинской службы; медицинскую комиссию проходили молодые люди, принадлежащие по здоровью к первому разряду. Он же относился к четвертому. Согласно заключению семейного врача, Гомер страдал врожденным стенозом клапана легочной артерии. Семейным врачом Гомера был, разумеется, д-р Кедр, чье письмо в местный совет по здравоохранению уберегло Гомера от войны, д-р Кедр и сам был членом этого совета.
— Я предложил ей жениться, а она не хочет, — поделился с Гомером Уолли в их общей спальне. — Сказала, что будет меня ждать. А замуж выходить — ни за что. Говорит, хочет быть женой, а не вдовой.
— Теперь ты будешь ждать и надеяться, — сказал Гомер Кенди на другой день.
— Да, — ответила она. — Я уже несколько лет невеста Уолли. Ты появился позже. Тебе оставалось только ждать и надеяться. А тут эта война. Теперь моя очередь ждать и надеяться.
— Ты дала ему обещание? — сказал Гомер.
— Да, — кивнула Кенди. — Но обещание еще ничего не значит. Разве с тобой так не было — дал обещание и нарушил?
При этих словах Кенди Гомер невольно поежился, как если бы Кенди вдруг назвала его «Солнышком».
За рождественским столом Реймонд Кендел, стараясь поддержать разговор, сказал:
— А я бы пошел служить на подводную лодку.
— Ну и попали бы на обед омарам, — возразил Уолли.
— Ничего страшного, — отпарировал Рей. — Омары ведь частенько попадают мне на обед.
— В самолете больше шансов уцелеть, — не сдавался Уолли.
— Больше шансов, — жестко проговорила Кенди. — Скажи, почему тебя так тянет туда, где твоя жизнь зависит от случая?
— Хороший вопрос, — сказала Олив. Явно нервничая, она с такой силой бросила на дубовый поднос серебряную вилку, что рождественский гусь, как всем показалось, попытался вспорхнуть.
