— Случай — это не так и мало, — проговорил Гомер и не узнал своего голоса. — Случай управляет всем. В воздухе, под водой, здесь за столом, с первой минуты рождения все и везде решает случай. («Или нерождения», — мысленно добавил он и понял, что говорит голосом д-ра Кедра.)
— Довольно мрачная философия, — сказала Олив.
— Я думал, что ты изучаешь анатомию. А ты, оказывается, философ, — сказал Уолли Гомеру.
Гомер взглянул на Кенди — та с вызовом отвернулась.
На январь Уолли отправили в Форт-Мид, что в штате Мэриленд. Он часто писал Олив, Гомеру, Кенди и даже Рею. Но письма были какие-то пустые. Его наверняка учили по какой-то программе, но он или не знал ее, или не мог о ней писать. Просто предавал бумаге скучные подробности курсантского быта. Так, описал карман, который сам сшил и привесил в ногах койки, чтобы гуталин не прикасался к зубной пасте. Поведал о конкурсе на лучшее название самолета, чем несколько дней занималось все подразделение. Писал с восторгом о поваре-сержанте, который знал кучу неприличных стишков, раз в сто больше, чем Сениор помнил в последние годы. В каждом письме Уолли присылал очередной стишок. Рею они нравились, Гомеру тоже, Кенди сердилась, а Олив, получив очередной стишок, приходила в ужас; Кенди и Гомер показывали их друг другу, но Гомер скоро понял, что это сердило ее еще больше, хотя ей Уолли посылал сравнительно безобидные вирши.
Вот, например, такие:
Гомер стал обладателем такого опуса:
А вот что пришло Рею:
Одному Богу известно, что получала Олив. Знает ли этот сержант хоть один приемлемый для нее? — гадал Гомер, лежа вечерами в комнате Уолли после его и Кенди отъезда и прислушиваясь к биению сердца. Что все-таки с его сердцем неладно?
Вскоре Уолли перевели в Сент-Луис, казармы Джефферсона, 17-й отряд, учебная эскадрилья. Тщательно продуманная структура ВВС, пришло в голову Гомера, построена по образцу «Анатомии» Грея — все разложено по полочкам и всем дано свое имя. В этом было что-то успокаивающее, четкая организация, казалось, гарантировала безопасность. Но Кенди он убедить в этом не мог.
— Сейчас он в безопасности, а завтра? — говорила она, пожимая плечами.
«Береги Гомера, береги его сердце», — наставлял ее в письмах Уолли.
«А кто подумает о моем сердце? Да, я все еще сержусь», — отвечала ему Кенди, хотя Уолли не спрашивал о ее чувствах.
Сердилась на Уолли, но была ему верна, ждала и надеялась.
Целовала Гомера при встречах и расставаниях, но никаких других вольностей.
— Мы просто друзья, — объясняла она отцу, хотя Рей ни о чем не спрашивал.
— Вижу, — отвечал Рей.
Работа в саду этой зимой была самая простая — главным образом, обрезка крон. Все по очереди учили Гомера этому нехитрому искусству.
— Самые большие ветви отпиливают, когда температура падает ниже нуля, — объяснял Злюка Хайд.
— Дерево, если его обрезать в холод, не так кровит, — по-своему объяснял то же самое Вернон Линч, отсекая очередную ветку.
— Когда холодно, нет той опасности заразить дерево, — подытожил наставления Эрб Фаулер, который в зимние месяцы меньше забавлялся с презервативами, скорее всего, потому, что не хотелось снимать перчатки и лезть в карман.
Правда и то, что после вопроса Гомера о дырках в профилактических средствах прыть его заметно поубавилась.
— А разве в них есть дырки? — наигранно удивился он. — Значит, производственный брак! — Потом подошел к Гомеру вплотную и шепнул на ухо:
— Дырки-то не во всех.
— А отличить можно, какие с дырками, какие нет? — спросил Гомер.
— Нельзя, — пожал плечами Эрб. — Просто одни целые, а другие с дырками. Производственный брак.
