Сын цирка

— Я нахожу его довольно хорошим, но некоторых читателей могут шокировать или оскорбить определенные абзацы, — признался доктор.

— Возможно. О каких абзацах ты думаешь? — Жена закрыла книгу Троллопа и повернулась к нему.

Хотя все складывалось совсем не так, как он представлял, однако он ничего не имел против такого развития событий. Из-за того, что Джулия забрала себе все подушки, Фарук перевернулся на живот и приподнялся на локтях. Начал он со сравнительно осторожного абзаца.

— «Наконец он останавливается, наклоняется над ней, чтобы полюбоваться. Она не видит его. Волосы спадают на ее щеку. Ее кожа кажется очень белой. Он целует ее в щеку и потом без усилия, как будто пришпоривая любимую кобылу, начинает опять. Женщина оживает с мягким вздохом, будто ее кто-то спас, вытащив из воды», — громко читает Фарук.

— Трудно представить, чтобы кого-то шокировал этот абзац. — Джулия тоже перевернулась на живот и подложила подушки себе под грудь.

Доктор Дарувалла прочистил горло. Потолочный вентилятор гнал воздух вниз, трепал густые волосы Джулии. Они рассыпались, закрывая ей глаза. Когда доктор задержал дыхание, он услышал, как она дышит. Джулия уткнулась лицом в ладони, а Фарук читал дальше.

— «Она не может получить удовлетворение и не хочет оставить его в покое. Женщина снимает одежду и зовет его. Один раз ночью и два раза утром мужчина подчиняется ее желанию. В темноте ночи он лежит без сна, когда огни Дижона отражаются на потолке, а бульвары безлюдны. Какая невеселая ночь. Потоки дождя подают на землю. Тяжелые капли стучат в канаве рядом с их окном, однако они в теплом гнездышке. Они — это голубки под крышей, а вокруг везде вода от дождя. Мужчина и женщина лежат, утопая в перине, и неторопливо вдыхают ночной воздух. Его сперма медленно движется внутри нее, просачиваясь наружу между ее ног», — читает Дарувалла.

— Да, вот это получше, — говорит Джулия. Когда доктор взглянул на жену, то увидел, как она подняла лицо, чтобы посмотреть на него. Желтый и дрожащий огонь керосиновой лампы не делал ее лицо лицом привидения, как это получалось от лунного света, падавшего на нее в их первый медовый месяц. Ночь после свадьбы они хотели провести в одном из заснеженных зимних городков в альпийской части Австрии. Поезд из Вены настолько запоздал, что их не хотели пускать в отель, несмотря на то, что номер они заказывали заранее. К тому времени, когда они разделись, приняли ванну и забрались в постель, пробило уже два часа ночи и близилось утро. Перина оказалась такой же белоснежной, как отражавшие лунный свет заснеженные горы, отчего за окном так и не темнело. Однако во второй медовый месяц доктор чуть не испортил их романтического настроения, предприняв некоторую критику Солтера.

— Я не уверен, насколько это точно, что сперма движется медленно. Думаю, с точки зрения физиологии не сперма, а семенная жидкость может просачиваться между ног, — уточнил он.

— Боже мой, Фарук! Дай мне книгу, — попросила жена.

Хотя в книге ничего не было отмечено, Джулия без труда нашла тот абзац, который искала. Фарук повернулся на бок и наблюдал, как она читала вслух.

— «А ктому времени, когда он подкладывает подушку под живот женщины, она уже совсем мокрая от пота. Одним долгим и изысканным движением он вводит свой член внутрь и начинает медленное движение. Когда он уже вот-вот должен закончить, мужчина вынимает член и дает ему остыть. Потом он начинает опять, направляя его одной рукой, будто делает спортивную подачу партнеру. Женщина начинает двигать бедрами и вскрикивать, будто она молится какому-то лунному богу. Затем он опять вынимает член и спокойно ждет. Его взгляд падает на кремы для лица, различные бутылочки на тумбочке перед зеркалом. Они отвлекают его внимание. Наличие всех этих мелочей пугает, будто это — вещественные доказательства. Они еще раз начинают и теперь не прерывают акт до тех пор, пока женщина невскрикивает, а он спускает сперму длинными и судорожными рывками. Ему кажется, головка члена упирается во что-то твердое, как кость», — читает Джулия, после чего передает Фаруку книгу.

— Теперь твоя очередь, — говорит Джулия.

Она тоже ложится набок и смотрит на него. Когда Фарук начинает читать, жена закрывает глаза. Он видит ее лицо на подушке почти так же, как тогда утром в Альпах, где в городишке Сент-Антон он проснулся под скрип лыжных ботинок по хорошо утоптанному снегу. Тогда казалось, армия лыжников марширует через город по направлению к подъемнику. Только он и Джулия приехали туда вовсе не для катания на лыжах. Глядя на спящее лицо жены, Фарук подумал, что они прибыли в городок, чтобы трахаться. Именно так они и провели неделю, делая короткие выходы на заснеженные улицы городка, а потом торопясь обратно на пуховую постель. По вечерам их аппетит не уступал аппетиту лыжников. Когда Джулия читала, глядя на нее Фарук вспомнил каждый день и все ночи в Сент-Антоне.

— «Он думает об официантах в казино, о публике в кинозалах, о темных отелях, когда она лежит на животе. Затем безо всякого усилия, будто он садится за хорошо накрытый стол, мужчина вводит свой член. Потом они лежат на боку, и он старается не двигаться, ощущая лишь небольшое конвульсивное подрагивание тела, похожее на то, как извивается рыба». — Его очередь читать.

Пока Фарук искал другой абзац, жена открыла глаза.

— Не останавливайся, — попросила она. Доктор нашел то, что искал — довольно короткий и простой отрывок.

— «Ее груди стали твердыми, а влагалище — мокрым… » — Думаю, найдутся читатели, которые будут шокированы или обижены этими словами, — прокомментировал Дарувалла после паузы.

— Только не я, — произнесла Джулия.

Он закрыл книгу и снова положил ее под газету, расстеленную на полу. Когда Фарук перекатился по кровати обратно к жене, она подложила подушку под бедра и ждала его. Фарук дотронулся до ее грудей.

— Твои груди стали твердыми.

— Нет, они не твердые. Мои груди старые и мягкие, — прошептала жена.

— Мягкие мне больше нравятся, — отозвался Дарувалла.

— Мое влагалище стало мокрым, — произнесла Джулия после того, как он ее поцеловал.

— Не может быть! — сказал он инстинктивно, не думая, о чем говорит. Однако, когда она взяла его руку