Галаор

которые для этого несколько лет изучали язык и обычаи китайцев. И когда я спрашивала его: «Чем китайцы так тебе насалили, Поликарпо?», – он отвечал: «А ты молчи. В кастрюли свой хобот засовывай. Толстей себе потихоньку, а когда станешь достаточно уродливой, чтобы над тобой все потешались, я и тебя каким- нибудь нехитрым штукам выучу».

Вот что положило начало мировому беспорядку. Никто, похоже, не понимал, почему вспыхивали войны, заключались договоры, гибли династии, возникали новые империи, горели города, сверкали в темноте кинжалы и родные братья истребляли друг друга. А все – смешки буффонов, прыжки акробатов, злонамеренные песенки менестрелей и невразумительные речи сумасшедших!

Власть Поликарпо росла. Сеть, которой учитель шутов опутывал «дом смеха» – так он называл мир, – становилась все более плотной. Прибывали и отбывали улыбчивые гонцы, пускались в ход торопливые кинжалы и коварные яды, пожаром разгорались интриги. Мудрецы писали толстые трактаты о природе человеческой подлости или о том, каким справедливым и добрым был мир в прежние времена, а Поликарпо, читая их, хохотал до слез. «Они думают о людях, – насмехался он над авторами трактатов, – а всем на свете заправляет слепая сила: вовремя нанесенный удар кинжала стоит дороже всех слов. Темному и непонятному действию может противостоять только другое такое же темное и непонятное действие. Да здравствуют пиры властелинов, да здравствует смех, а главное – да здравствуют невежество и равнодушие тех, кто, сам того не зная, становится пешкой в чужой игре».

Конец могуществу Поликарпо пришел неожиданно, крушение стало полным и молниеносным. В один прекрасный день явился, чтобы поговорить с ним, напуганный главарь его палачей – Зеленая Крыса.

– Учитель, – сказал он, – здесь, должно быть, какая-то ошибка…

– Ошибок здесь быть не может, Крыса, – ответил ему мой муж. – Я приказывал тебе подчиняться и не пытаться ничего понять.

– Но, г-господин, – заикаясь, промямлил Крыса, – дело в том, что из Константинополя прибыл гонец – сумасшедшая Клодия с предписанием убить, ну, это… застрелить из арбалета… короче говоря…

– Кого? – прервал Поликарпо заиканье Зеленой Крысы. – Кого убить?

– Это… – не мог решиться Крыса, – вас, учитель.

Это было началом краха Поликарпо. Сумасшедшая Клодия не могла сообщить больше того, что вытатуировали у нее на животе. А потом неудачи посыпались одна за другой: интриги не удавались, преданные учителю карлики кончали жизнь самоубийством посреди пышного застолья, под смех многочисленных гостей. Вспыхивали незапланированные войны, страны, которым предназначалось гореть в огне сражений, благоденствовали и процветали под мирным солнцем… Огромная сеть, раскинутая Поликарпо, продолжала действовать, но вышла из-под контроля: запыхавшиеся гонцы приносили противоречивые сведения и уезжали, не получив детальных инструкций, в ужасе от того, что им придется действовать по собственному их близорукому усмотрению.

Кончилось тем, что Поликарпо, преследуемый со всех сторон и не понимающий хода того механизма, который он сам же когда-то запустил, закрыл «Сад» и мы с ним бежали. Совершенно необъяснимым образом (как и все, что происходило в те дни) Зеленую Крысу сожрали собаки, охранявшие школу Поликарпо.

Мы с Поликарпо вернулись к бродяжничеству. Только теперь нас всюду поджидали опасности. Учитель шутов оказался втянутым в интриги, которые плели его собственные ученики, и нам то и дело приходилось убегать от сумасшедших с кинжалами и карликов-отравителей. На веселых придворных пирушках, когда все смеялись и пили, Поликарпо сидел бледный, и в полуприкрытых глазах его отражался страх, но до самого конца губы его улыбались и внешне держался он уверенно.

Как-то раз Королева Собак – выжившая из ума вздорная фея – прокляла Поликарпо без всякой видимой причины, и пару часов спустя учитель шутов превратился в обезьяну. Последнее, что он произнес, черед тем как полностью покрыться шерстью и начать повизгивать и попискивать, оказались хвалебные слова, адресованные мне. Он назвал меня верной подругой и напомнил, что за все годы, что мы были вместе, он ни разу мне не изменил. Он хотел сказать еще что-то, но уже не смог. Королева Собак надела ему на шею бронзовое кольцо и потащила за собой. Поликарпо отчаянно выл.

Дело происходило на празднике при дворе принца Чеморосо, и я присоединилась к его свите. Принца забавляло, что такая толстая женщина, как я, пела таким нежным голоском. «Совершенная гармония», – заявлял принц.

Я иногда вспоминаю Поликарпо, и он кажется мне тем жестоким хищником, который от злобы пожирает собственные клыки.

Некоторое время все трое молчали. Потом Слониния заговорила снова:

– Это один из способов рассказать мою историю. Все случилось именно так, как я рассказывала, но я могла бы все рассказать наоборот, и история тоже получилась бы правдивая. Много лет прошло с тех пор, и я уже не знаю, как все происходило на самом деле – так, как я сейчас рассказала, или совсем наоборот. Но, думаю, это все равно: факты я изложила верно.

Галаор помолчал, погладил шею Ксанфа и улыбнулся:

– Что ж, наверное, эту историю можно было бы рассказать и наоборот: вся история, весь мировой беспорядок могли быть заговором против Поликарпо – самого пронырливого из буффонов, – весело заметил он.

Об анахоретах

Шел третий день пути в Страну Зайцев. Окружающий пейзаж представал таким унылым, что от одного взгляда на него сердца путешественников наполнялись тоской. Но наступила ночь, и им пришлось заночевать в этих местах. Припасы у них кончились, и, сидя у небольшого костерка, Галаор мечтал о зайце или перепелке, хотя едва ли в этих местах обитала какая-нибудь дичь. Галаору очень не хотелось ложиться спать на голодный желудок.

Брунильда и ее нянюшка уже мирно спали, когда Галаор услышал осторожный шорох. Кто-то подбирался к нему в темноте. Галаор натянул тетиву лука в надежде раздобыть что-нибудь съедобное, но свет костра выхватил из темноты одетую в лохмотья старушку с морщинистым, почерневшим от солнца лицом. Старушка вдруг закашлялась, и кашель ее разбудил спутниц Галаора.

– В такой пустыне – и такие чудеса: толстуха и коротышка! – засмеялась старушка, обнажив редкие зубы.

Галаор вышел на свет.

– Да они еще и под охраной! Вот только охрана не очень-то надежная: слуга ваш, хоть и хорош собой, да уж больно молод… Вы тут, надо полагать, проездом? В этих местах, кроме благочестивых отшельников, никто не живет. В грехах приехали каяться? Толстуха, наверняка, грешила обжорством, а коротышка, по всему видать, прелюбодейка – она хоть и маленькая, да лицом пригожа…

ГАЛАОР: Она Брунильда, принцесса из Страны Зайцев, а это – Слониния, ее нянюшка. А меня зовут Галаор. Я принц Гаулы. Мы направляемся в королевство Брунильды.

СТАРУХА: Вот и хорошо. У меня для вас кое-что найдется. Наваристый суп из трав. Дичи вы здесь не сыщете, и ваш лук – обуза в этой обители пустынников.

Галаор положил лук на землю, и путешественники уселись вокруг костра, радуясь возможности поесть горячей пищи.

Старуха достала помятую медную кастрюлю.

Запах у супа был ужасный а на вкус он оказался еще хуже, но все трое ели не морщась и не жалуясь.

ГАЛАОР: Сколько лет уже, как вы удалились в пустыню и живете в покаянии и молитве?

СТАРУХА: Живу я здесь уже много лет, но я здесь не за тем, чтобы молиться, а потому, что мне здесь нравится. Видите ли, я не исповедую никакой веры и удалилась в эти края, потому что в мире не осталось ничего, что не вызывало бы у меня раздражения, скуки или отвращения. Особенно отношения с такими же, как я. Люди обманывают сами себя мечтой о спокойной и счастливой жизни. К тому же большинство из них – лицемеры и на самом деле ищут лишь запретных удовольствий…