фасаду вокруг портика шла роспись ярко-вишневым цветом. Драконы, стилизованные под орнамент. Между зверюгами несколько раз повторена эмблема — три зигзага-молнии в круге. Может, это была эмблема клана, а может, некий самурайский символ. Вывеска по-русски заверяла, что здесь посетителей ждет экзотика страны Новых Самураев: японская кухня для насыщения тела, гейши для культурного досуга, оракулы будосинто для решения жизненных проблем, борьба сумо и поединки на мечах монахов якудзы для зрелищности.
Мурманцев не прельстился экзотикой и пошел домой.
Вечером зазвонил телефон, защищенная линия.
— Решение принято, — сказал голос генерал-лейтенанта Карамышева. — Вы продолжите работать с ним. Все остается по-прежнему. Я изучил ваши отчеты. Мне нравится ваша аналитическая манера. Но я бы попросил вас давать больше субъективных, интуитивных оценок. Общество телепатов можете исключить из разработки. А вот на японский след обратите внимание. Возможно, японцы служат посредническим звеном. Речь идет об урантийском резиденте.
— История с аннигилятором? — уточнил Мурманцев.
— Она самая. Непростая оказалась история. Некрасивая. Не думаю, что она связана с ребенком. Тем не менее будьте внимательны. Черт его знает, какие там еще связи могут образоваться.
— Принято к сведению, ваше превосходительство.
— Отбой.
Через день вернулась Стаси. Ее сопровождал офицер в штатском. Мурманцев встречал их на военном аэродроме неподалеку от города. Стаси вела за руку ребенка. Стефан выглядел
Мурманцев поцеловал жену и встрепал волосы мальчика.
Детей не выбирают. Их защищают от зла. Грош ему цена, если он не сможет этого сделать. Если ребенок останется для него и для всех лишь маленьким чудовищем.
После обеда он взял Стефана на птичий рынок. Мальчик быстро нашел общий язык с котятами — шипел совершенно по-кошачьи. Аквариумных рыбок попросту не заметил. Долго смотрел на канареек и разноцветных галдящих попугаев, потом издал звук, похожий на презрительное фырканье. Пресмыкающиеся увлекли его серьезно. Особенно ручной удав, меланхолично повисший на продавце вместо воротника. Стефан попытался стащить его за хвост, но удав не дался. Потом они стали играть в гляделки, и удав проиграл, у него началась странная реакция, удивительная для пресмыкающихся. Это было чихание, напоминающее простуду младенца. Продавец рассердился и унес удава подальше от непонятного ребенка.
Домой они возвратились, нагруженные клеткой с черепахой и со щенком-подростком на поводке. Кобелек был лохмат, трехцветен и весел. Очевидное отсутствие породы совсем не мешало ему радоваться жизни и на все смотреть по-свойски. Он стойко перенес купанье с шампунем от блох, пытаясь при этом вымыть и Мурманцева, если не пеной, так языком. Вылакал миску молока с хлебом и закусил косточкой. А на ночь попытался пристроиться в супружеской постели хозяина. Мурманцев твердой рукой выдворил его и показал место: на тапочках у кровати.
Назвали щенка Триколор. Черепаху же, неизвестной половой принадлежности, записали Ахиллесом.
Все следующие дни по утрам их будило бодрое тявканье Триколора. После открытия дверей щенок выметался на улицу и носился по саду, радуясь празднику жизни.
Но в то утро Триколор вернулся в дом почти сразу и начал подвывать, тыкаясь носом в ноги. Мурманцев заподозрил неладное. Решетка вокруг дома до сих пор не была восстановлена.
Он позвал Триколора и пошел в сад. Щенок трусил впереди, показывая дорогу и не отвлекаясь на мелочи, вроде цветочков.
У самой ограды лежал человек. Мурманцев сперва решил — пьяный, не доползший до дома и заночевавший в пути. Приглядевшись, понял — нет. Дело серьезное. Мужчина был мертв. Земля под ним пропиталась кровью. Он лежал на животе, раскинув руки. Голова повернута вбок, видна часть лица. Мурманцев похолодел, узнав его.
Это было лицо измученного человека. Выражение страдания не стерла даже смерть. Совсем недавно это лицо выглядело совершенно иначе. Пропала холеная надменность, осталась обыкновенная человеческая слабость. Мурманцев скрипнул зубами. Почему это случилось, почему он не вмешался, не настоял тогда, чуть больше недели назад?
И ответил сам себе: потому что это наваждение.
Он был уверен, что знает, отчего умер человек, сопровождавший наследника Константина. Почти наверняка от потери крови. От множества резаных ран на теле. Нет, конечно, их оставили не когти чудища с горы Фудзи. Это сделали люди.
Мурманцев присел возле вытянутой правой руки мертвеца. На ней недоставало мизинца, причем палец был отрезан совсем недавно. Кисть лежала на голой земле у ограды, и под ней кое-что было. Умерший оставил послание. Мурманцев приподнял его руку и увидел рисунок. Три зигзага в круге. Самурайская эмблема.
Зловещая тень Мони Еллера повисла над городом.
Час спустя Мурманцев сидел в доме и глотал одну чашку кофе за другой. В саду работали полицейские. Беседовавший с ним унтер-офицер следственной группы подтвердил, что имеет место убийство.
— Его пытали.
Мурманцев отставил чашку и напрягся.
— Пытали?!
— Так точно, господин капитан. Врач сказал, резали по-живому, ковыряли в ранах и не давали истечь кровью. По-видимому, его где-то держали взаперти. Как минимум недели две.
— Как две недели? — Он был поражен.
О той случайной встрече на улице он умолчал. Однако она произошла не далее восьми дней назад.
— А документы при нем есть?
— Ничего нет. Личность неизвестна. У вас нет предположений, почему он оказался в вашем саду?
— Полагаю, убийцам было все равно, где оставить тело, — нахмурился Мурманцев. — Они знали, что он не доживет до утра.
— Но его сюда доставили не убийцы. Он пришел сам.
— То есть его отпустили? И вы думаете, место, где его истязали, где-то рядом?
— Я так не думаю. Его могли привезти издалека и выбросить на любой улице.
Мурманцев поднялся.
— Я хочу еще раз взглянуть на него.
— Ваша жена, господин капитан, и слуги тоже должны посмотреть. Не исключено, что кто-нибудь узнает его.
Тело уже погрузили на носилки, но еще не унесли в машину. Мурманцев откинул простыню. Сначала он испытал шок, затем мгновенное облегчение.
Это был не тот человек. Просто похожий. Очень похожий.
Стаси покачала головой. Трое слуг также не смогли ничего сказать.
Полиция забрала труп и уехала.
— Ну вот, теперь уж точно наш дом «печально знаменит», — заметила Стаси, одевая Стефана для прогулки. — Ты понимаешь, что происходит?
— Когда разберусь, тогда буду понимать. А сейчас мне все это просто не нравится.
— Я не о том. — Она посмотрела на него, ловя ответный взгляд. — Ребенок.
— Как? Как ты сказала? — озадачился Мурманцев.
— Он провоцирует события. Как катализатор. Или… дрожжи. Генерирует. Заваривает кашу. Не знаю, какими еще словами это описать. Придумай сам. Сначала тот помешанный японец, потом памятник,
