вашего поколения характерно несколько упрощенное восприятие вещей. Но я в любом случае вижу довольно мало смысла в том, чтобы в данный момент спорить с вами. Я бы просто хотел подождать господина Куроду, если вы не возражаете.
– А я бы предложил вам, господин Оно, не откладывать более ваши дела и не ждать господина Куроду. Обещаю, что непременно сообщу ему о вашем визите, как только он вернется. – До сих пор Энти еще как-то ухитрялся сохранять вежливый тон, но теперь, похоже, совсем потерял контроль над собой. – Честно говоря, я просто потрясен вашим спокойствием! Явиться сюда, словно вы его старый добрый знакомый!…
– Но я и есть его старый добрый знакомый. И уж позвольте самому господину Куроде решать, хочет он меня принять или нет.
– Знаете, я достаточно хорошо успел узнать господина Куроду, и, по-моему, вам лучше всего сейчас уйти. Он наверняка не захочет вас видеть!
Я вздохнул и поднялся на ноги. Энти, стоя ко мне спиной, опять уставился в окно. Но когда я уже взял с вешалки свою шляпу, он все же обернулся и сказал как-то на редкость спокойно:
– Значит, кое-что мне не слишком хорошо известно, господин Оно? Ошибаетесь: это как раз вам кое- что не слишком хорошо известно! Иначе вы бы не осмелились вот так заявиться сюда. Я, например, уверен: вы не знаете, что у господина Куроды с плечом. Правда ведь? Он безумно страдал от боли, но его тюремщики нарочно «забывали» доложить о полученной им травме, и никакого лечения до самого конца войны он так и не получил. Зато они, разумеется, сразу же вспоминали о его больной руке, когда в очередной раз собирались его избить! Предатель. Вот как они его называли! Предатель. Каждый день они твердили ему это! Но теперь-то всем известно, кто настоящие предатели!
Я завязал на туфлях шнурки и двинулся к двери.
– Вы слишком молоды, господин Энти, чтобы разбираться во всем, что творится в нашем сложном мире.
– Да, теперь мы знаем, кто были настоящие предатели! И знаем, что многие из них все еще на свободе!
– Так вы скажете господину Куроде, что я приходил? Возможно, он будет так любезен, что напишет мне. Всего хорошего, господин Энти.
Естественно, я не позволил себе особенно расстраиваться из-за слов этого юнца. Однако в свете переговоров о браке Норико меня несколько тревожила возможность того, что Курода действительно так враждебно настроен по отношению ко мне, как о том говорил Энти. В конце концов, я как отец просто обязан был побыстрее решить эту неприятную проблему и, вернувшись домой, сразу же написал Куроде письмо, выразив желание встретиться с ним – в частности, чтобы обсудить один важный вопрос весьма деликатного свойства. Письмо мое носило, по-моему, в высшей степени дружелюбный, даже примиренческий характер, и меня весьма разочаровал холодный и до обидного краткий ответ, который я получил несколько дней спустя.
«У меня нет причин полагать, что наша встреча приведет к чему-нибудь хорошему, – писал мне мой бывший ученик. – Благодарю вас за любезный визит который вы нанесли мне на днях, но, думаю, вам не стоит впредь затруднять себя подобными проявлениями внимания к моей персоне».
Признаюсь, история с Куродой меня несколько расстроила, и я, безусловно, лишился изрядной доли оптимизма в отношении исхода теперешних брачных переговоров. И хотя, как я уже говорил, подробности своих попыток встретиться с Куродой я от Норико утаил, она, конечно же, почувствовала, что данный вопрос благополучного разрешения не имел, и это, несомненно, добавило ей волнений.
В день назначенных смотрин дочь моя показалась мне настолько напряженной, что я забеспокоился: какое впечатление она произведет сегодня вечером на семейство Сайто? Ведь они-то наверняка продемонстрируют полное спокойствие и благожелательную уверенность в себе. Ближе к вечеру я почувствовал, что надо бы попробовать несколько взбодрить Норико; именно поэтому, когда она проходила через столовую, где я читал газету, я заметил:
– Просто удивительно, Норико, как это ты умудряешься целый день заниматься только собственной внешностью! Можно подумать, у тебя сегодня уже свадьба.
– Ты, папа, как всегда, подшучиваешь над другими, а сам не готов! – сердито парировала она.
– А мне и нужно-то всего несколько минут! – рассмеялся я. – Зато с тобой творится что-то необычное – ты целый день на сборы потратила.
– Ну, сколько времени будешь собираться ты, папа, дело твое. Разумеется, ты у нас слишком горд, чтобы обращать внимание на такие вещи.
Я удивленно посмотрел на нее.
– Почему это я «слишком горд»? Ты что этим хочешь сказать, Норико?
Моя дочь отвернулась, поправляя заколку в волосах.
– Норико, что значит «слишком горд»? Что ты имеешь в виду?
– А то, что тебя не волнуют такие пустяки, как мое будущее, это же совершенно понятно. Ведь ты, папочка, даже свою газету еще не дочитал.
– Ну вот, теперь тебя совсем куда-то не туда занесло. По-моему, ты только что сказала, что я «слишком горд». Будь добра, поясни, что ты имела в виду?
– Я просто надеюсь, папа, что к назначенному часу ты будешь иметь достаточно презентабельный вид, – отрезала Норико и пулей вылетела из комнаты.
И я снова, как часто бывало в те трудные дни, задумался о том, как непохоже поведение Норико на то, что было в прошлом году во время брачных переговоров с семейством Миякэ. Тогда она была спокойной, уверенной, даже, пожалуй, излишне самоуверенной. Конечно, Дзиро Миякэ она хорошо знала и, видимо, не сомневалась, что они непременно поженятся, а потому, наверное, и воспринимала переговоры как некую обременительную формальность. И конечно, потрясение, которое ей довелось испытать, оказалось для нее весьма тяжким. И все же ей не следовало заниматься инсинуациями на мой счет. В общем, сегодняшняя маленькая перепалка вряд ли способствовала приведению нас в необходимое во время «миаи» расположение духа и, несомненно, внесла свой вклад в то, что случилось тем вечером в отеле «Касуга- Парк».
Много лет этот отель, выстроенный в европейском стиле, считался одним из наиболее приятных мес. в городе. Однако теперь его хозяева решили сменить интерьер и сделали его, на мой взгляд, почти вульгарным – явно желая поразить воображение клиентов-американцев, у которых отель «Касуга» очень популярен и считается почему-то «очаровательно японским». Впрочем, тот зал, который зарезервировал для нас господин Кио, оказался очень даже приличным, и главным его плюсом был роскошный вид, открывавшийся из широких окон на западный склон холма Касуга и раскинувшийся внизу большой город, мерцающий множеством огоньков. Все остальное, впрочем, особого восторга не вызывало: самый обычный круглый стол, вокруг него стулья с высокими спинками, на стене большая картина. Картину я узнал: это была работа художника Мацумото, которого я знавал до войны.
Вполне возможно, из-за напряжения, вызванного «миаи», я выпил несколько больше, чем собирался, ибо сам тот вечер помню не слишком отчетливо. Я, правда, почти сразу составил себе вполне благоприятное впечатление о Таро Сайто, своем потенциальном зяте. Он показался мне человеком умным, ответственным и воспитанным, а также обладавшим той приятной уверенностью манер, которая так нравилась мне в его отце. Когда Таро Сайто спокойно и в то же время в высшей степени галантно приветствовал нас с Норико у входа в отель, мне сразу вспомнился другой молодой человек, который несколькими годами раньше в аналогичной ситуации произвел на меня очень хорошее впечатление. Я имею в виду своего зятя Суйти и то, как он вел себя во время «миаи» Сэцуко в гостинице «Империал» (во всяком случае, так она называлась раньше). И на мгновение мне пришла в голову мысль о том, что, возможно, любезность и доброжелательность Таро Сайто тоже неизбежно поблекнут со временем, как это произошло с Суйти. Впрочем, Таро, надо надеяться, никогда не придется столкнуться с тем горьким опытом, который, насколько мне известно, выпал на долю Суйти.
Что же касается самого доктора Сайто, то он, как всегда, отлично владел ситуацией. Несмотря на то что до этого вечера мы с ним ни разу как следует не были представлены друг другу, мы были фактически знакомы уже много лет и всегда вежливо здоровались, встретившись на улице, подчеркивая этим взаимное
