анкетные данные. — Точно, он. И здесь его уши…
Заметив недоуменный взгляд собеседника, капитан пояснил:
— Я с ним последнее время много занимался. Трижды судим, в основном за квартирные кражи, но не брезгует и грабежами.
Сейчас на свободе. Судя по всему, остался прежним Филькой.
Я поинтересуюсь, не был ли он знаком с нашими приятелями.
— Я в Окуневе побывал вчера, — перебил его Вячеслав и рассказал о своей поездке.
— Это уже кое-что, Голикова слов на ватер бросать не будет, ну а с железнодорожником, — он сделал паузу, — думаю, простое совпадение, не больше. Вообще, хорошо бы нам собраться где-нибудь всем вместе и помозговать.
— Давайте у Шустова в райотделе.
— С удовольствием.
— Я бы хотел с вами до вокзала добраться. Не возражаете?
— Добро, шофер вас подбросит.
Минут через тридцать Вершинин уже входил в помещение линейного отдела, где работал теперь его однокашник Виктор Стрельников. На вопрос о Стрельникове дежурный махнул в сторону лестницы, ведущей в подвал. Там размещались архив и другие подсобные службы.
Небольшая комната без окон была заставлена самодельными стеллажами, на которых пылились папки различных окрасок, с явным преобладанием мрачных: темно-синих и темно-коричневых. Тускло светила единственная лампа. Стрельников восседал на письменном столе и перелистывал страницы небольшой папки: десятка три других лежали рядом.
— Привет, старик! — обрадовался он, салютуя свободной рукой. — Не выдержал все-таки, прикатил. Зря волнуешься, поручение твоё я выполнил. — Виктор помахал папкой в воздухе. — Хотя, прямо надо сказать, пришлось нелегко, хронология здесь соблюдается далеко не всегда.
Вершинин почти вырвал папку из рук приятеля и, прислонившись плечом к стеллажу, стал просматривать прошитые суровой ниткой листы. Вскоре Вячеслав уныло закрыл папку и бросил ее на стол в общую кипу.
Проверку обстоятельств гибели Свирина дознаватель провел достаточно полно. Он установил, что в день смерти тот ездил в отделение дороги за зарплатой. Получив деньги, путевой обходчик вечером, перед отъездом, выпил с двумя приятелями литр водки и последней электричкой в 20 часов 13 минут поехал домой. В вагоне вместе с ним находилось несколько человек. Все опрошенные в один голос подтвердили, что Свирин был сильно пьян, беспрестанно вставал и ходил по проходу, часто выходил в тамбур покурить. В этом же вагоне ехало еще трое окуневских — пожилой колхозник Усачев с женой и товаровед райпотребсоюза Фролков. Все они видели, как Свирин, качаясь из стороны в сторону, в который раз пошел в тамбур, мусоля во рту самокрутку. Внезапно резкая остановка поезда сбросила многих со своих мест. Пассажиры поднимались с пола, не понимая, что произошло. Оказалось, стоп-кран сорвал Усачев. Как он пояснил, ему внезапно послышался вскрик и звук открываемой двери. Усачев выскочил в тамбур, но там никого не оказалось, лишь на полу валялась форменная железнодорожная фуражка. Решив, что произошел несчастный случай, он немедленно сорвал стоп-кран. Путевого обходчика нашли в двух километрах восьмистах метрах от хвоста поезда. Он был мертв. Судебно-медицинская экспертиза не обнаружила на его теле никаких других телесных повреждений, кроме характерных для падения с движущегося поезда. Судя по большому содержанию алкоголя в крови, Свирин в момент смерти находился в состоянии сильного опьянения. Иными словами, произошла пребанальнейшая история. Изрядно выпивший человек стал открывать на ходу дверь электрички, возможно, для того, чтобы выбросить окурок, не рассчитал своих сил, вывалился и погиб. На умышленное убийство этот случай непохож.
9
Собраться у Шустова удалось только к концу рабочего дня.
— С чего начнем? — Хозяин кабинета вопросительно посмотрел на присутствующих.
— Пожалуй, для начала пусть Вячеслав Владимирович поделится новостями, а дальше сориентируемся, — расстегивая пропыленный китель, предложил Вареников.
— В общих чертах положение всем известно, — начал Вершинин. — Я остановлюсь лишь на деталях, имеющих в настоящее время хотя бы мало-мальски существенное значение. Это, главным образом, обстоятельства, проливающие свет на возможное участие в убийстве Федора Купряшина, так как, к сожалению, другой версии у нас нет. Бывший секретарь сельского Совета Голикова рассказала мне, что незадолго до обнаружения в озере трупа она случайно заметила в лесу Купряшина с молодой женщиной, совершенно ей незнакомой, не окуневской. Примет незнакомки она не помнит. Все остальное из области догадок и фантастики. — Мне говорили, будто бы на потолке дома Купряшиных кто-то видел пятна крови, связывают их с убийством, мол, труп на чердаке лежал. Говорят, что мамаша Беды из-за этого дом свой забросила, в квартирантки ушла.
— Неужели забросила? — перебил его, казалось, задремавший Шустов. — Это вещь серьезная. Не слышал я прежде, чтоб на селе собственный дом бросали, — а жить шли к чужому человеку. Интересно, очень интересно. Саму бабку я хорошо помню: забитая такая, богомольная, не разговаривает — шелестит. Кто же ее так напугал? — задумчиво произнес Шустов.
— Действительно, странно, — согласился Вареников. — Придется нам проверять все эти байки, как бы нелепо они ни выглядели.
— Проверять, безусловно, надо, но как? — Вершинин вопросительно посмотрел на присутствующих. — Женщина, якобы видевшая кровь на чердаке, умерла.
— Вот так и придется: по крупинкам, по щепочке, кому говорила, кто от кого слышал. Кстати, о самой убитой есть сведения? — несколько отступил от темы Шустов.
— Пока ничего стоящего, работаем, — отозвался Вареников. — Появилась, правда, одна наметка, так, в выделенных материалах на Чернова я наткнулся на протокол допроса его матери — Пелагеи Ефимовны. Так вот, по ее словам, встречался он с девушкой, которая была года на три старше его, Лидой звали. Несколько раз она их посещала. Фамилии девушки Пелагея Ефимовна не называет, но самое интересное даже не это. Таких Лид тысячи. Сетует Чернова, что не сдружилась она с сыном по-настоящему, хотя ей уж больно понравилась. Уехала потом неожиданно куда-то, не то в Москву, не то а деревню — в Окунево. Так и сказала — в Окунево.
— Новость действительно интересная, — оживился Шустов. — Совпадает имя, а главное — Окунево. А по времени подходит? — поинтересовался он.
— Чернова не говорит, с какого времени Лида перестала их посещать, просто сказала, что, как только перестала она появляться в их доме, сын опять за старое принялся. И все же из рассказа Пелагеи Ефимовны можно прийти к выводу, что последний раз она видела Лиду до совершения Филькой преступления. Квартирную кражу, за которую его осудили в тот раз, он совершил в конце августа. Значит, ее исчезновение вполне может приходиться на лето интересующего нас года.
— В ближайшее время я постараюсь уточнить месяц появления у Черновых Лиды, — вмешался Вершинин, — Осторожно поговорю с матерью.
— Ни в коем случае! — Шустов даже привстал. — Можем спугнуть Чернова. Хотя мы пока и не считаем его участником убийства, но зато вполне реально вырисовывается связь этого гражданина с. Окуневом, а следовательно, и с Бедой. У нас нет гарантии в том, что, узнав о нашей заинтересованности, он не помешает нам. Судя по всему, Чернов и сейчас ведет прежний образ жизни, так что к его совести взывать бесполезно. Так, Николай Иванович? — повернулся он к Вареникову.
— Надо подождать, пока у нас не появится более серьезный аргумент, — согласился тот. — Я на сто процентов уверен: Чернов правды не расскажет. Выкрутится, придумает любую отговорку, но не скажет.
— Получается не очень весело, — с сожалением заметил Вершинин. — Чернова трогать не стоит, Корочкина рано, к Беде за разъяснением не обратишься, а расследовать-то надо. Выходит, мы у моря
