Одно удивляло Мурата: с приходом зимы и долгих ночей в пещере не стало темнее.
Но настоящие чудеса ждали в соседних пещерах, куда Мурат начал потихоньку захаживать еще с лета. Там светились сами стены, квадратные, продолговатые, вытесанные как по линейке. И не просто светились. На стенах, а кое-где и на выпуклых потолках были изображены люди, звери, растения. Мужчины в длинных красных халатах, опоясанные кинжалами, сидели на стульях, где вместо ножек — человеческие фигурки. На плечах женщин — одеянья из золотистой материи, на головах — маленькие короны. Все они, даже сосущие грудь младенцы, держали в руках ветви в розовом цвету. И плавали лотосы в прудах, где на берегу резвились белые верблюжата, и в виноградниках бродили павлины, и ребята одних лет с Муратом брызгались водой из серебряных трубочек, и всадники на лошадях кружили на поляне, а удальцы с разделенными надвое бородами зарывали в землю барана и возжигали яркие факелы. Иногда под картинами попадались лошади из глины, и ослик протяжно кричал, напрасно дожидаясь ответа…
Одна пещера с полупрозрачным потолком поразила Мурата особенно. Сквозь потолок смутно угадывалось, как если смотреть со дна реки, солнце. «Но разве оно может пронизать лучами толстенную скалу?» — подумал Мурат и, оглянувшись, увидал картину на стене. Он подвел ослика поближе, но сразу забыл и о нем и о Токо.
На лужайке возле дворца из драгоценных камней лежала в огромном цветке лотоса пригожая девушка в красном сарафане с белым кружевом. Ее украшало ожерелье из черных шариков и такие же черные серьги. Люди, стоящие вокруг цветка на коленях, предавались неутешной скорби. Одни плакали, другие с печальными лицами смотрели в сторону статного витязя, припавшего к ногам умершей. Даже деревья вокруг лужайки поникли ветвями, хотя подобных деревьев Мурат в жизни не видывал: пузатые, как бочки, кора иссиня-черная, на густых длинных ветках серебристые плоды. Так бывает, когда весной после оттепели ударит мороз и все в лесу становится будто стеклянное… Это была даже не картина, а словно чудодейственное окно неизвестно куда, потому что над лужайкой светило сразу два солнца, оба сиреневые. И тут Мурату показалось, что у красавицы на запястье тонко-тонко, тоньше дыхания муравьиного, бьется синяя жилка.
«Зачем вы плачете, люди? — сказал Мурат. — Прекрасная пери вовсе не умерла. Ее, наверно, испугал дракон, и она погрузилась в спячку с бессонницей. Или литаргус, как говорит благословенный мудрец Авиценна, да продлятся потомки его на тысячу лет и десять тысяч дней. Мой дедушка при литаргусе делал настой из листьев ивы, ячменя с ромашкой, укропа, фиалок, корневища касатника и донника лекарственного. А потом смешивал, с другим настоем — из лаврового листа, иссопа, пулегиевой мяты, руты, бобровой струи и сатара. Так советует «Канон врачевания». Настаивать травы легко. Даже я мог бы вашу красавицу исцелить».
И случилось чудо. Витязь у ног красавицы выпрямился, посмотрел на Мурата и поманил к себе пальцем с черным перстнем. Мурат окаменел от страха. Тогда витязь пересек быстрыми шагами лужайку, подошел к одному из деревьев, руками раздвинул, как занавес, кору, скрылся внутри. Дерево приподнялось над лужайкой. Внизу вместо корней показались хвосты оранжево-красного сияния. Вскоре летучее дерево уже ползло среди медленно проступивших на картине звезд. Мурат что есть мочи кинулся из пещеры.
Он намерился никуда больше от озера не уходить и, как когда-то дедушка, подолгу сидел с деревянной лопаточкой возле среза воды. Таинственная картина не выходила из головы. Зачем поманил его пальцем витязь? Чтобы попросить снадобье от спячки с бессонницей, чего тут гадать. А раз так, надо пересмотреть все дедовы склянки, шкатулочки, мешочки, найти целебный настой или сделать его самому, сверяясь с «Каноном врачевания». На эту работу, ушла неделя.
Однажды он проснулся от лая Токо и чьего-то странного пыхтенья, как будто в пещеру заполз измотанный поединком дракон, припав пастью к озеру. Мурат осторожно приоткрыл глаза. Токо лаял на дерево, выросшее посреди пещеры. Это было то самое дерево с черной, корой и серебристыми ветвями, но вблизи оно оказалось гораздо толще, чем на картине. Толще самого толстого дуба, толще скирды сена. Мурат не очень удивился, когда раскрылась кора и в образовавшейся дыре появился витязь. Его голову окружал светло-желтый прозрачный колпак.
Прикрикнув на Токо, Мурат взял кувшинчик с отваром, смело подошел к пыхтящему дереву.
«Надо влить в рот прекрасной пери две ложки отвара — и литаргус пропадет», — сказал он и протянул кувшинчик.
Но витязь не взял. Он приложил правую руку к сердцу, поклонился, и Мурат услышал у себя в голове такие слова:
«О, иноземец! Позволь тебя поблагодарить за желание исцелить княгиню радости. Я не могу ни обнять, тебя, ни коснуться чего-либо в твоем мире. Соизволь ступить на летучий корабль. По исполнении звездного срока ты будешь доставлен обратно куда пожелаешь».
«И Токо можно на корабль?» — спросил Мурат, ни мгновения не помедлив.
«Бери, кого заблагорассудится», — сказал голос, но тут ослик так страшно и тоскливо закричал, и подскочил к хозяину, и начал тереться мордой о его плечо, что не взять его было бы предательством. Мурат начал собирать провизию.
«Ни о чем съестном не думай. Летящему да воздастся», — сказал голос,
«Тогда я возьму все целебные травы, баночки и «Канон врачевания», мало ли кто у вас больной. И еще дедушкины часы и ружье», — сказал Мурат, лаская ослика.
«Твое пожелание исполнено. Перечисленное уже на борту», — услышал удивленный Мурат.
Где-то над головою витязя проблеснуло выпуклое, как глаз, оконце, и за ним стали различимы в желтоватом свете и мешочки, полные трав, и ружье, и с книжками прорезиненный плащ.
«Готов ли ты в недлящийся путь?» — спросил голос.
«Готов!» — закричал Мурат, а Токо залаял.
Из коры выдвинулся наклонный мосток из черного стекла. Первым вспрыгнул на него по команде Мурата пес, глупого же ослика пришлось силой тянуть за узду.
Дракон перестал пыхтеть. Убрался мостик. И восстали столбы тьмы, прежде чем возник на расшитом алмазами занавесе удаляющийся шар с красными, коричневыми и черными облаками, лишь изредка прорезаемыми прожилками голубоватого и золотистого. Летучий корабль обнял ветвями звезды.
О, внутри он оказался больше дома, больше пещеры, больше деревушки, да куда там деревушка в сорок дворов, — больше города Кульджи! Внутри плескались озера среди изумрудных зарослей неведомых растений, и в озерах плавали плоские, похожие на головку подсолнуха живые разноцветные рыбы, и цветущие холмы переползали с места на место, подставляя бока множеству маленьких солнц. Жаль только, длилось это недолго, всего несколько дней, как показалось Мурату, потому что однажды появился витязь с двумя спутниками в сияющих одеяньях, скрепленных медными полосками, и пригласил к выходу. И снова первым ступил на мостик бесстрашный пес, а ослик робел, кричал, и тело его исходило дрожью, как если бы он чувствовал недалеко камышовых котов или волков.
Катились по небесам сиреневые солнечные шары. В цветке лотоса, повисшем прямо в воздухе, лежала, откинув левую руку, а правую заложив за голову, беловолосая княгиня радости. Мурат приблизился к ней, откупорил кувшинчик, влил снадобье между чуть приоткрытых розовых губ. Она вздохнула, открыла глаза, улыбнулась, приподнялась и села в цветке, отчего все вокруг заулыбались, принялись обниматься, а деревья с серебристыми плодами высоко подняли свои ветви. Цветной свод радуг восстал над деревьями. Послышалась тихая музыка. Нет, то пели не птицы, ни одного зверя, или птицы, или хотя бы ящерки Мурат не заметил окрест. То пели, он был уверен, сами деревья. Казалось, он различает нежные, как струенье ручья, слова: «Княгиня радости, драгоценность в цветке лотоса, здравствуй!»
Витязь, обнявший бережно княгиню радости, повернул усталое лицо к Мурату.
«О, иноземец! Востребуй любую награду за спасение княгини».
«Дедушка всю свою жизнь лечил бесплатно, — сказал Мурат. — Грех наживаться на несчастьях и бедах. Могу и других поврачевать, трав с собой много. Лисью болезнь лечу, затвердения в почках, онемения членов, камни выведу из мочевого пузыря».
«Благодарствую, врачеватель. Однако в нашем мире болезни случаются два-три раза в тысячелетие, не чаще. А от награды отказываться не изволь».
«Пусть старика Ришата Умарова из пустыни обратно вор-нут, — сказал тихо Мурат. — А ведь его любили не только люди, но и животные и звери, и даже камни в горах. Если бы собака и ослик, могли стать людьми, они тоже попросили бы о старике Умарове. Если можете, доброгласные повелители иссиня-черных
