следователи, которые позже будут дотошно изучать пленки, этот факт отметят обязательно.
Андрей подошел к примеченной им ранее сосне и стал взбираться по ней, стараясь не покарябать покрытый рыжими чешуйками ствол подошвами ботинок. Следы ему ни к чему.
Метрах в восьми от земли была удобная развилка. Удобная во всех отношениях: снизу примостившегося на ней человека прикрывали ветки, а на уровне развилки они росли так, что открывали панораму поместья Николая Кудреватых.
Укрывшись за стволом, Андрей снял очки и достал бинокль. Тот и правда был слабеньким, с пластмассовыми линзами. Однако трехкратное увеличение позволяло все же рассмотреть владения Кудри более детально.
Дом располагался посреди тщательно выстриженной лужайки, сочную зелень которой разрезали, будто ножом, две дорожки: одна, пошире, асфальтовая, вела от въездных ворот к ступеням крыльца; вторая, выложенная керамической плиткой, уводила к баньке и дальше — к дощатому причалу. Из-за бани, закрывавшей обзор, Андрей видел только его начало и часть кормы ошвартованного у него катера.
Перед домом стояли три машины. Знакомые Андрею шестисотый «мерин», угрожающего вида черный джип и трехосный открытый вездеход, на котором современные нувориши так любят кататься по пляжам, выставляя напоказ свое благосостояние.
Перед бампером лимузина стояло ведро с опущенным в него шлангом, змеившимся от дома. На капоте торчал пестрый баллончик и лежала скомканная салфетка. Ясно было, что еще несколько минут назад кто-то наводил глянец на бока «мерина». Кто?
Дверь дома открылась, и по ступенькам спустился телохранитель Кудри — тот самый, что всучил Андрею конверт с деньгами от своего босса. В одной руке у него была картонная упаковка с шестью бутылками пива, на другой покоилось блюдо с зеленью. Телохранитель пошел к берегу, ступил на причал и скрылся из виду.
Андрей опустил бинокль.
В течение следующих часов, телохранители Кудри трижды появлялись из-за угла баньки. Они поднимались к дому, заходили в него и вскоре появлялись снова — с новыми упаковками пива, бутылками водки и тарелками с едой. На причале, судя по всему, шла гулянка и скоро закончиться не обещала.
Когда стало смеркаться, Андрей покинул свой наблюдательный пункт. Оказавшись на земле, он собрал и спрятал в карман все-таки отлетевшие от ствола лушпайки. После этого, касаясь спиной забора и потому оставаясь в той же «мертвой зоне», он направился к берегу.
Берег был пуст. Это его устраивало — более чем.
Забор заканчивался у самой воды. К нему была прикреплена оплетенная колючей проволокой решетка, уходящая в воду еще метров на пять.
Андрей выглянул из-за забора. Причал был перед ним как на ладони. И роскошный, со стремительными обводами и скошенной назад рубкой катер «Суперрайдер».
Размеры катера впечатляли, впечатлял и дизайн. Зализанный с носа, с овальными иллюминаторами чуть выше ватерлинии, с открытой кормой под тентом в бело-голубую полоску, созданный финнами «Суперрайдер» составил бы предмет гордости любого миллионера из Европы. А чем Николай Кудреватых хуже? Тоже миллионер. А Петербург — та же Европа.
На кормовой площадке катера был установлен стол. Над ним горела яркая лампа. За столом сидели двое — Кудря и парень в свитере. Тот самый парень с родинкой у глаза и в том же самом свитере…
Телохранители расположились чуть поодаль, соблюдая субординацию, на банкетке у моторного отсека. Они посасывали пиво и дымили сигаретами. Отдыхали.
Андрей прикинул расстояние до причала. Да, у него получится, должно получиться. И темнота поможет.
Плот вздрогнул, потревоженный крупной волной, и Андрей открыл глаза. Взглянув на светящийся циферблат часов, он с удивлением отметил, что спал больше получаса. Это было настоящим подарком. Полчаса для таких условий — это много. По крайней мере, этого достаточно, чтобы поднакопить сил. А силы ему понадобятся.
Баро постанывал во сне. Поправив «космическое одеяло» у него на ногах, Андрей пододвинулся к шторке.
Над океаном властвовала ночь. Небо почти расчистилось. У самого горизонта спокойно сияла Полярная звезда, в противоположной стороне к горизонту прижимался Южный Крест. Такое увидеть можно лишь на экваторе… Скоро на востоке появится светлая полоска, и солнце начнет карабкаться в зенит. Тогда и настроение выправится, оно под солнышком всегда улучшается. А плот тем временем будет сносить на запад…
Вновь укрывшись под пологом, Андрей сел и попытался заснуть. Однако сон отступил, предоставив человеку возможность сколь угодно долго считать овец или просто таращиться в темноту. Последнее располагает к размышлениям. Например, на такую тему: где они находятся? Впрочем, это не вопрос. За сутки, прошедшие с того момента, когда он еще на «Северной птице» уточнял свои координаты, мало что изменилось. Мало — потому что погрешность в тридцать или сорок миль определяющего значения не имеет, когда речь идет о сотнях и тысячах. Итак, в полутора тысячах километров к востоку от них Канарские острова, в семистах километрах к югу — острова Зеленого мыса. Но эти райские местечки их занимать не должны, потому что течение несет плот к Америке, к Антильским островам. До которых никто не скажет точно, сколько миль пути. Только на картах кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая. Идя под мотором, тоже можно оглядываться на геометрию, сокращая время, проведенное в океане. Под парусом все по-другому: здесь надо учитывать главенствующие ветры и течения — расстояние в итоге может увеличиться, зато уменьшится время прохождения дистанции. Такая вот математика. А у них и паруса-то нет, они просто дрейфуют. И тут уже математика высшая.
А еще паршиво, что они все больше удалялись от трассы активного судоходства Нью-Йорк — Южная Африка, оставшейся милях в трехстах позади. Там же, за спиной, и основные межконтинентальные авиалинии.
Андрей пошевелился. Между прочим, это значит, что радиобуй совершенно напрасно тревожит своими воззваниями пространство. Все равно никто не услышит. Не разумнее ли его выключить, поберечь аккумуляторы? Конечно, разумнее, только он не знает, как это сделать. Говард знает, но стоит ли его будить для этого?
Несколько минут или часов — в темноте время относительно так же, как в космосе, — Андрей бился над этой непростой задачкой. И принял решение: пусть спит. В конце концов, что такое час-другой-третий — а больше при таких условиях в объятиях Морфея американец вряд ли продержится, — по сравнению с судьбой, которая дала им новую точку отсчета жизни. Если захочет она — дарует великодушно шанс на спасение, а не захочет — что есть у них радиобуй, что нет его, без разницы.
До чего же она прихотлива — судьба. Пощадила в Чечне — мочкой уха ограничилась, будто пальцем погрозила. В Комарове не оставила. Зато друга — Сашку — отобрала. И яхту. Как же «Птичку» жалко!
Совпадение с бессмертной фразой из старого доброго фильма было абсолютным, но не вызвало улыбки. Перед глазами Андрея, как на внезапно вспыхнувшем экране, прошли последние мгновения жизни «Северной птицы». Потом экран утонул в темноте. Андрей вглядывался в нее, точно ожидая, что полотнище осветится вновь, демонстрируя фрагменты недавнего и далекого прошлого. Но память, как пьяный киномеханик, не торопилась продолжить показ. «Сапожник!» — обиделся Андрей.
Экран засветился вновь…
Так же аккуратно, как приближался к воде, Андрей отступил к соснам. Он не знал, следовало ли ему торопиться. С одной стороны, чем темнее — тем лучше. С другой — неизвестно, не взбредет ли в голову Кудре и парню в свитере завершить пиршество и отправиться на боковую.
Дожидаться наступления ночи Андрей не стал. Он достал презервативы и, памятуя об опыте туристов-водников, упаковал в один из них зажигалку. После этого переложил в карман брюк нож, а штанины закатал до колен. Снял ботинки, носки, турецкую куртку, ветровку, рубашку. Все это он сложил под кустом, водрузив сверху панаму.
Песок холодил ноги, а вода была просто ледяной. Балтика, от нее другого не дождешься. Андрей сделал несколько глубоких вдохов и полных выдохов и пошел вперед, укрываясь за решеткой. Ему было по пояс, когда решетка закончилась. Он присел, определился с направлением и нырнул.
