Добравшись до решетки, он выбрался на берег и, усмиряя зубовный стук, стал одеваться. Натянув рубашку, ветровку и куртку, он стащил штаны, выжал их, снова надел. Носки. Ботинки. Зашнуровав их, он вытер панамой лицо, пригладил волосы и, не забывая об осторожности и «мертвых зонах», стал удаляться от берега.
Он не знал, сколько еще ждать — минуту, две, пять, и есть ли смысл ждать вообще. Мало ли какая случайность: газа в баллонах может оказаться недостаточно, чтобы застелить пол каюты до нужного уровня; зажигалка может потухнуть, подделка все-таки, это на родные «Зиппо» дается пожизненная гарантия, а тут качества никто не обещает, так что может и потухнуть…
За спиной громыхнуло. Андрей оглянулся. Над притаившимся между соснами забором вставало багровое зарево. Громыхнуло еще раз. Зарево окрасилось желтым, небо прочертили пылающие метеоры. Секунды спустя по барабанным перепонкам ударило с десятикратной силой. Это взорвались топливные баки. Стало светло. Взрывная волна качнула кроны сосен. К небесам взлетали фейерверки обломков «Суперрайдера». Криков не было.
Андрей сунул руки в карманы куртки. Пальцы коснулись сигаретной пачки, но у него даже мысли не возникло — закурить, чтобы если не согреться, то попытаться обмануть холод. Он же обещал! Правда, сегодня он нарушил данную не столько Сашке, сколько самому себе клятву, так на то была веская причина. И хватит. Потому что сейчас это не необходимость — искушение, слабость. А он должен быть сильным, уверенным в себе. Что сделано, то сделано. И не о чем жалеть.
Тропинка вывела Андрея к станции. Судя по расписанию, последнюю в этот день электричку следовало ожидать через восемь минут. Слишком мало, чтобы заняться еще чем-нибудь полезным: сходить поклониться Анне Андреевне, например. Хотя… Ночь, закрыто кладбище. Жаль.
Разбудил его Говард — неловким движением, вполне объяснимым при такой тесноте.
Изможденным американец не выглядел. Сон — универсальное лекарство — плюс «микстура» Андрея пошли ему на пользу. Голову Баро обмотал свернутым в жгут носовым платком, и смотрелась эта повязка эффектно — как бандана убежденного рэпера.
— Как себя чувствуешь?
Андрей прикоснулся к пластырю на лбу:
— Терпимо. А ты?
Баро поправил платок-повязку:
— Вполне. Хочу посмотреть, что снаружи.
— День.
Американец ослабил шнуровку и откинул шторку. Солнечные лучи ворвались под купол.
Океан был настроен благодушно. Волны с нежностью передавали плот друг другу, и он колыхался, как деревенская зыбка, в которой младенческий сон особенно крепок. Лишь изредка плот вздрагивал, будто от руки прикорнувшей и нечаянно облокотившейся на люльку кормилицы.
— Передатчик надо выключить, — сказал Андрей.
Американец с сомнением взглянул на него:
— Думаешь, не дозовется?
— Ты когда радиобуй включил, еще на «Снежинке»?
— Да.
— Считай, две трети из своих семидесяти двух часов он уже исчерпал. И сдохнет раньше, чем нас услышат.
Андрей поделился своими выкладками с Баро, и тот согласился с ними. Да, они оказались в той точке Атлантики, где не бывает кораблей, а небо здесь не знает самолетов. Конечно, устроители Трансатлантической гонки ударят в набат, потеряв связь с яхтсменами, а затем и светящиеся на своих электронных картах точки, обозначающие «Снежинку» и «Северную птицу», но слишком велик сектор поиска, а значит, и слишком велика вероятность того, что самолеты береговой охраны вернутся ни с чем: ничего не видели, никого не слышали.
— Помоги.
Андрей придержал американца за ноги, когда тот высунулся наружу.
Баро дотянулся до маячка на вершине купола и щелкнул тумблером. Лампочка погасла, и это означало, что радиобуй тоже умолк.
— Пить хочется, — сказал Говард.
— И мне.
Баро извлек из бортового кармана плота литровую бутыль, отвинтил крышку и сделал большой глоток. Один.
Андрей последовал примеру Говарда, тоже не позволив себе больше одного глотка, хотя пить хотелось так, что он запросто вылакал бы всю бутылку. Но такая безоглядная роскошь на весьма неопределенное будущее им была недоступна.
А что у них имеется вообще — для выживания?
Через полчаса, проведя инвентаризацию, они могли ответить на этот вопрос:
— два сборных весла, наподобие тех, что используются при гребле на каноэ;
— ручная помпа;
— ковшик-черпак;
— две губки для полного осушения пола;
— ракетница с десятком ракет-парашютиков; две оранжевые дымовые шашки; три красных фальшфейера;
— зеркальце, которым можно посылать солнечные зайчики;
— аптечка, среди содержимого которой были по-настоящему ценные вещи, например, крем против солнечных ожогов;
— два герметичных пакета с личными документами;
— два судовых журнала;
— навигационные карты, транспортир, несколько карандашей, ластик;
— компас;
— двое водонепроницаемых наручных часов;
— радиоприемник «мэйд ин Тайвань» (работать отказывается);
— зажигалка (не работает, что очень расстроило Говарда, у которого обнаружилась запечатанная пачка сигарет);
— радиобуй с более чем наполовину севшими батареями;
— вешка с плавучим якорем;,
— моток капронового шнура;
— фонарик;
— фотография миссис Баро;
— ремонтный набор, включающий в себя клей, резиновые заплаты и конические винтообразные пробки;
— коробка со сваленными в нее рыболовными снастями: леской, стальными поводками, набором крючков, гуттаперчевой наживкой;
— фанерная доска 5-миллиметровой толщины размерами сорок на сорок сантиметров, предназначенная для разделки пойманной рыбы;
— кусачки;
— спринг-найф Говарда;
— «викторинокс» Андрея;
— еще один нож — из снаряжения плота: более всего он напоминал то убогое приспособление для препарации фруктов, которым ничего невозможно разрезать, не говоря уж о том, чтобы проткнуть или порезаться;
— «космическое одеяло»;
— обычное одеяло со «Снежинки», сейчас мокрое насквозь;
— несколько квадратных метров целлофановой пленки;
— лебедка-«мельница»;
