— Ты замерз? — спросил его отец.
Он кивнул, и старик закрыл ставни, снова изолируя их внутри чортена от внешнего мира.
— Это мое последнее тело, — сказал отец, проведя рукой по отполированной поверхности гробницы.
— Я не понимаю, — признался Кристофер. Будет ли дважды два когда-нибудь равно четырем, будет ли сочетание черного и белого снова давать серый цвет?
— Ну, это ты наверняка понимаешь, — возразил отец. — То, что мы вселяемся в новые тела, а потом оставляем их. У меня было много тел. Скоро я оставлю и это. И тогда придет время искать новое.
— Но ты мой отец! — возразил в свою очередь Кристофер. — Ты умер много лет назад. Это невозможно.
— А что возможно, Кристофер? И что невозможно? Ты можешь сказать мне? Ты можешь положить руку на сердце и сказать, что тебе это известно?
— Я знаю, что если ты мой отец, если ты тот человек, которого я знал, когда был ребенком, то ты не можешь... быть воплощением какого-то тибетского святого. Ты родился в Англии, в Грантчестере. Ты женился на моей матери. У тебя был сын. Дочь. Это бессмысленно.
Старик взял правую руку Кристофера и крепко сжал ее в своей руке.
— Кристофер, если бы я только мог все объяснить, — сказал он. — Мы теперь чужие, ты и я, но поверь, что я никогда не забывал тебя. Я никогда не хотел оставлять тебя. Ты веришь в это?
— Я не знаю, чего ты хотел. Я только знаю, что произошло. Что произошло по словам тех, кто мне это рассказал.
— Что они рассказали тебе?
— Что ты исчез. Что однажды ночью ты покинул лагерь, и наутро тебя не нашли. После того, как прошло некоторое время, было решено, что ты погиб. Это правда? Именно так все было?
Старик опустил руку Кристофера и чуть отвернулся от него.
— В какой-то степени, — тихо ответил он.
Гробницы предшественников делали его ниже ростом. Его изборожденное морщинами лицо выглядело очень усталым.
— Это верно, но лишь в какой-то степени — как и большинство вещей в этом мире. Более правдивая версия, о которой они не догадывались и тем более не могли сказать тебе, заключалась в том, что Артур Уайлэм был мертв задолго до того, как вышел той ночью из палатки. Я был просто телесной оболочкой, я был пуст, начисто лишен какого-либо содержания. Я действовал, я выполнял свои обязанности, какими бы они ни были, я походил на человека. Но внутри я уже был мертв. Я был одним из
Он замолчал, вспоминая, снова пробуя на вкус пустоту и ужас тех дней.
— Они нашли меня в месте, которое называется Сепо, — двое монахов из Дорже-Ла. Я был в состоянии полного изнеможения и близок к смерти. На самом деле ничего необычного — умирающий человек, замерзший, голодный, с путающимися мыслями. Но в Тибете все считается необычным. Они во всем находят какие-то знаки — в метеорите, в рождении урода, в кружащей вокруг горы птице. Часто их внимание привлекают очень маленькие вещи, мелочи — форма ушей ребенка, то, как лежит на крестьянской хижине соломенная крыша, то, как поднимается из трубы дым. Мелочи, которых ты или я просто не заметили бы. Мы утратили эту способность. Место, где они нашли меня, находилось на пересечении двух ледников. На востоке был острый пик, на западе — крутой обрыв. В тот день, когда они нашли меня, неподалеку от места видели двух кружащих стервятников. Я думаю, что они, наверное, ждали, пока я умру и стану доступной пищей. Все это просто — но для них это знаки. Они сказали, что было предсказание, согласно которому нового настоятеля Дорже-Ла найдут на месте с таким описанием. До этого дня я не знаю, правда это или нет, и было ли вообще такое предсказание. Но они верят в это. А после... я тоже в это поверил.
Кристофер прервал его, все еще не понимая, о чем идет речь.
— Но ты же не был ребенком, — сказал он. — Ты был сорокалетним мужчиной, взрослым человеком. В качестве новых воплощений они всегда выбирают детей трех-четырех лет.
Отец вздохнул и положил руку на плечо Кристофера.
— Это не обычный монастырь, Кристофер. Это Дорже-Ла. Здесь все происходит по-другому. — Он остановился и снова вздохнул. — Я тринадцатый настоятель Дорже-Ла. Мой предшественник умер в год моего рождения и оставил инструкции не искать ему наследника, пока не пройдет сорок лет. Он сказал, что новое воплощение придет с юга, из Индии. И что это будет чужеземец.
Он замолчал. Кристофер ничего не сказал. Если старик верит в этот бред, какое право он имеет опровергать его слова? И возможно, что это все же не бред. Возможно, в этом было что-то, чего Кристофер с его европейским складом ума принять не мог.
— Пойдем в другую комнату? — спросил старик.
Кристофер кивнул.
— Я в твоих руках, — ответил он.
Отец посмотрел на него, все еще пытаясь найти в мужчине того ребенка, которого он оставил много лет назад. Осталось ли что-нибудь, хоть что-нибудь?
— Нет, — заметил он. — Ты в своих собственных руках.
Они ушли из зала с гробницами и прошли, подняв тяжелые занавеси, в маленькую комнату. Она была круглой, примерно четыре метра в диаметре, лишенная орнамента, подушек и драпировок. Здесь, на краю света, Артур Уайлэм обрел аскетическое жилье. Пол был покрыт простым ковром, на одной из стен была длинная полка. В нишах были навалены книги. Несколько ламп свисало с потолка, сделанного в форме небольшого купола.
Они сидели рядом, прислонившись к полке, отец и сын.
— Боюсь, что эта комната слишком проста, — заметил старик. — Ни птиц, ни бабочек, ни рыб.
— Зачем они тебе? — спросил Кристофер, имея в виду животных и растения, которые он видел по пути.
— Коллекцию начал собирать мой предшественник. Он интересовался природой. Он хотел, чтобы в монастыре были собраны представители окружающего мира. Я берегу их и по мере необходимости пополняю коллекцию.
— Они представляют стихии? В этом их значение?
— Да, стихии, — кивнул настоятель. — А также нечто другое. Они демонстрируют упадок, угасание. И рождение. И уровни существования. И еще многое другое.
— Я понимаю. — Кристофер заколебался. Он хотел поговорить о другом. — Когда ты оказался здесь, — сказал он, — почему ты не пытался связаться с кем-нибудь, объяснить, что произошло? Ты ведь даже не написал мне. Я думал, что ты мертв.
— Я хотел, чтобы ты так думал. Что еще я мог сделать? Сказать тебе, что я жив, но никогда не вернусь? Ты бы попробовал найти меня. Сначала я не понимал, что это за место, в чем его смысл. Я даже не знал, кто я такой, чего они ждут от меня. Так что бы я делал, если бы сюда пришел ты в поисках меня, напоминая мне, кем я был? А позднее... позднее я начал понимать. А когда я понял... пути назад не было.
— А как насчет любви? — спросил Кристофер. — Как насчет доверия?
Старик вздохнул. Он много лет не слышал этих слов ни на одном языке.
— Разве ты не видишь, что я был за пределами этих понятий? — ответил он. — За пределами любви, за пределами доверия. Во мне их уже не осталось — ни капли, нисколько. Я молюсь, чтобы ты никогда не оказался в таком состоянии. По крайней мере, чтобы с тобой не повторилось то же. В конечном итоге я отбросил все — любовь, и доверие, и вожделение. Особенно последнее, особенно вожделение. В
