Линдстрем сел рядом с Рубеном.
– У нас проблема, – сказал он.
– Кошачий понос? – улыбнулся Рубен.
Линдстрем покачал головой. Он не улыбался.
– Нет, не такая. Настоящая проблема. Может, серьезная.
– Ну и?
– Это радио. Оно сломалось.
– Что вы хотите сказать?
– А что, черт подери, по-вашему, это может значить? Оно не работает. Капут. Надо возвращаться.
– А вы не можете его починить?
Линдстрем покачал головой:
– Там чего-то сломалось. Это старое радио, запчастей нигде не достать. Уж никак не в Порт-о- Чертовом-Пренсе.
– А оно нам сильно необходимо? – Насколько Рубен мог судить, до сих пор они им ни разу не пользовались.
Швед пожал широкими плечами:
– Для навигационности оно мне не нужно. Но для погоды, чтобы знать заранее, это важно.
– Вы полагаете, погода испортится? Пока, я смотрю, нам не на что жаловаться.
Линдстрем покачал головой:
– Нет, она меняется. Сезон штормов еще не кончился. К завтрашнему дню может испортиться. Может, даже очень сильно. Я нервничаю, когда не знаю, насколько она испортится.
– А мы не можем дойти до Ямайки? Это ведь... сколько? Миль тридцать отсюда.
–
Рубен вздохнул и протянул руку за бутылкой пива. Пиво было сварено на Гаити и называлось «Престиж»; его едва можно было пить, но ему было жарко после долгого пребывания под водой.
– Мне бы хотелось закончить здесь, – сказал он. – Самое трудное позади. Мне не хочется уезжать сейчас, когда мы все-таки нашли корабль.
–
– Я все же хотел бы спуститься еще раз. Еще один день, потом можно возвращаться. Мы можем спуститься сегодня ночью. Как насчет такого расклада?
Линдстрем нахмурился, потом пожал плечами:
– О'кей, спустимся еще раз. Сегодня вечером или, может, завтра утром.
Рубен кивнул. Похоже, что у него не было большого выбора. Если бы он только знал, что именно он ищет.
Длинный луч проткнул тьму, как скрученный в трубку лист бумаги. Рубен выдохнул, зашипели расширяющиеся пузырьки. Он снова был в подземном тоннеле, запертый со всех сторон непроницаемой ночью. Тяжело дыша, он закрыл глаза, но так было еще хуже: белые колышущиеся фигуры слепо поползли к нему вниз по мягким, не знающим солнечного света склонам. Он открыл глаза и сморгнул, когда свет закачался перед ним, распугивая рыбу, обнажая потайные уголки коралловой пустыни. Медленно разум возвращался к нему.
Труднее всего было ориентироваться. Временами он не знал, где верх, где низ, где перед, где зад, где лево, где право. И он, и Линдстрем были прикреплены к
А потом тени замерли, а вода задрожала, расколов луч его фонаря на миллион осколков. Рубен заморгал и бессознательно потер стекло маски. Он посмотрел снова, задержав дыхание, пока не заболело в груди. Медленно он выдохнул, вновь наполнив мир дробящимися пузырьками. Как призрак, втиснутый в тень, которую с годами возненавидел, или жертва чудовищной ошибки, заколоченная в гроб не по размеру, останки
От корабля мало что осталось. Рангоуты и такелаж сорвало, мачты исчезли, весь нос и большая часть верхней и главной палуб отсутствовали, а то, что оставалось от корпуса, было разбито и нещадно разбросано. Длинные гибкие водоросли покрывали обнажившиеся бимсы. Там, где когда-то были иллюминаторы, теперь росли губки. Существа на длинных ногах с выпученными глазами выползали из зияющих проломов и заползали обратно.
Рубен подплыл ближе. Даже в неопреновом костюме он дрожал от холода. Ему не хотелось быть здесь. Что же такое обнаружил Маньябль на борту
Ют и корма пострадали меньше всего. Рубен решил, что Маньябль и его люди продырявили корабль в носовой части и что он ушел под воду носом вперед, сдвинув при этом балласт и разбросав его камни, цепи и другие незакрепленные предметы из этого отсека, потом корабль по косой уходил на дно, пока наконец не ударился о грунт и не развалился здесь, в полумиле впереди. Время и море позаботились об остальном.
Он знал, что ему следует дождаться, пока Линдстрем отыщет его в темноте, но, несмотря на страх, он был полон и нетерпения, жгучего любопытства, желания безотлагательно осмотреть то, что осталось от судна. Прямо под собой он увидел то, что видимо, когда-то было рулевым колесом, несколько спиц в нем были сломаны, оно лежало на останках юта. Рядом с ним водоросли обрамляли большое прямоугольное отверстие. Рубен посветил фонариком внутрь. Это была дверь, которая вела в каюты на корме, где располагались капитан и офицеры. Он привязал свой шнур к гнилому брусу и приготовился войти.
С баллоном за спиной и прочим оборудованием Рубен чуть было не оказался слишком велик для узкой двери, но, ворочаясь туда-сюда, ему все-таки удалось протиснуться в нее. Он знал, что поступает опрометчиво, спускаясь вниз без Линдстрема. Нырять с аквалангом без друга – верх безрассудства. Если что-нибудь случится, швед может и не успеть отыскать его вовремя. Рубен взглянул на манометр. Воздуха у него оставалось еще минут на двадцать. Времени на поиски было немного.
Лестница давно сгнила. Металлические поручни остались, уходя вниз под острым углом. Рубен пошел по ним ногами вперед. Мгновения спустя он коснулся дна. Он посветил фонариком вокруг себя. За вторым проемом лежало большое открытое пространство, и в первый момент ему показалось, что он опять оказался в открытом море. Затем он заметил иллюминаторы. Проплыв в дверь, он отметил, что большинство предметов в каюте сорвало с мест и швырнуло на ту перегородку, через которую он проник внутрь. С потолка свисал каким-то чудом уцелевший фонарь, ржавый и облепленный ракушками.
В противоположной перегородке была еще одна дверь. Рубен осторожно поплыл к ней, вытянув через пустой зал вереницу пузырьков. Даже до разрушения, которому он подвергся, это был маленький корабль. Офицеры спали и ели здесь, теснясь вместе в дождь, задыхаясь от летней жары, стуча зубами от холода в лихорадке, сгорая от жары. Под ними, в гораздо худших условиях, обливались потом и кашляли весь долгий путь в Африку, в Вест-Индию и обратно остальные члены команды. Еще глубже утроба
Рубен шевельнул ластами и направился ко второму отверстию. Он полагал, что оно ведет в капитанскую каюту. Свет, слеповато тычась, пробрался впереди него в проем. Он последовал за ним, отчаянно пытаясь разобраться в хитросплетении бимсов, балок и всякой мелочи. Мимо невозмутимо проплывали маленькие рыбешки. Что-то поспешило убраться в свою нору. На куче обломков, сгрудившихся