очень скоро пробудился новатор».
Я упивался чистейшим русским языком, каким была написана статья. Познакомившись с биографией великого полководца, мне тоже захотелось стать новатором. Это в то время, когда меня уже поставили на самый край мелкой, наполнившейся гнилой водой ямой. Я понять не мог, отчего Мессингу было так весело. Я неожиданно и просто уверился, что шкура Мессинга в его руках, и никакие провидческие способности, страсть к гипнозу или умение пользоваться
В чем я был убежден наверняка, это в том, что никакому минотавру не так-то просто уничтожить дистанцию между собой и Мессингом, если сам Мессинг этого не захочет. Пусть он попробует поймать его, тщедушного и испуганного. Если это редко удавалось Гершке Босому, почему кремлевский затворник будет удачливее?
Его тайна заключалась в том, что наш мудрый вождь, учитель дорогой, лишь на время становился Минотавром, и, с моей точки зрения, знание этого секрета было важным преимуществом.
Как им воспользоваться?
Вторая встреча оказалась куда более продолжительной. Войдя в столовую, я сразу бросился в атаку. Я атаковал с позиций будущего. Конечно, Мессинг крепко и очень крепко подумал прежде, чем выразить свое возмущение главному балабосу страны, но от этого мое негодование не стало менее искренним.
— Как мне стало известно, — с обидой пожаловался Мессинг, — недавно арестовали несчастного кассира, с которым я сыграл злую шутку. Старик ни в чем не виноват. Вину за этот инцидент я полностью принимаю на себя.
Сталин, ждавший у стола, пожал плечами.
— Не спешите, Мессинг. Объясните толком, о каком старике идет речь и чью вину вы готовы взять на себя?
Я опешил.
— Разве вам не доложили?
— Что?
— Кассир, у которого я по липовой бумажке получил сто тысяч, арестован.
— Ах, вот вы о чем! — Сталин покачал головой. — Да, у наших головотяпов совсем отсутствует чувство юмора. А как у вас с юмором, Мессинг?
— Пока не жаловался…
— Верится с трудом.
Он взял со стола несколько отпечатанных на машинке листов.
— Вот, например, запись в вашем отчете: «Гитлер утверждал, что будущая война по своей природе является «оккультной», то есть «борьба будет вестись в таком пространстве, где первична тайна и вторичен расчет». Так?
— Так.
— Читаем далее: «Только воля к «тайне» обладает высшей силой воздействия на человека. Надо только знать соответствующие тексты, ключ к которым хранится в утраченных знаниях древних арийцев». Неужели руководитель германского государства именно так и выражался?..
— Да, Иосиф Виссарионович, но…
Он перебил меня.
— Вот еще: «Будущая война — это война нервов, это война духа, война в потустороннем измерении». Что это, провокация?.. Или: «Тот, кто считает национал-социализм чисто политическим движением, не понимает в нем ничего. Национал-социализм — это больше, чем религия». Что же такое национал-социализм как не самый реакционный отряд мировой буржуазии? В чем дело, Мессинг? Что за ерунду вы мне подсовываете?!
Во время этой длинной, рассерженной тирады я неустанно молил небо, чтобы Сталин, наконец, раскурил трубку. К сожалению, наш балабос то ли успел досыта накуриться перед встречей, то ли вообще решил покончить с табакокурением, объявив его буржуазным пережитком, но так и не прикоснулся к лежавшей на столе трубке. Теперь тончайший, смешанный с гарью, аромат всего лишь уныло подтверждал былое, в котором преобладали жуткие мысли о вынесенном мне приговоре, и прятал настоящее. Несмотря на отсутствие надежной поддержки, я решил стоять до конца.
— Товарищ Сталин, как же быть с кассиром?
Сталин возмутился.
— Что за проблему вы нашли, Мессинг?! — Он цепко глянул в мою сторону и уже спокойней добавил. — Впрочем…
Вождь, стоя, снял телефонную трубку. Через паузу спросил.
— Лаврентий? Тут у меня товарищ Мессинг. Он жалуется, что твои люди не понимают шуток. Каких шуток? С кассиром, который выдал нашему провидцу сто тысяч рублей. Да, на мелкие расходы.
Пауза.
— Да, это была шутка. Ты шуток не понимаешь?
Вновь пауза. У Сталина начало портиться настроение. Неожиданно он усмехнулся в усы и, повернувшись ко мне, сказал.
— Хорошо. Приезжай, — и положил трубку.
Затем Сталин повернулся ко мне.
— Вот видите, Мессинг. Каждый может совершить ошибку. Кто из нас безгрешен? Для того мы, большевики, и создавали партию, чтобы помочь каждому честному человеку исправлять ошибки. Но вернемся к нашим баранам, то есть к нацистам. Что вы можете сказать по существу?
Я растерялся.
Сталин терпеливо ждал.
Чем Мессинг мог порадовать его? Что я должен сказать «по существу»? Пуст толко сунутся, мы дадим им по зубам?
Спасибо за совет. Глупость — одна из самых неприметных «стей», какие только валяются на дороге. Их порой просто не замечаешь, а когда вляпаешься, бывает поздно. Измазаться глупостью, значит, совершить роковую ошибку. Еще вопрос, захочет ли партия помочь отмыться от нее? Груз «ответственности» был невыносим, но жить-то хотелось. Я был просто вынужден придерживаться намеченной линии.
— Я не понимаю, что вы хотите услышать от меня?
Сталин взглянул на Мессинга исподлобья — так Минотавр обычно посматривал очередную жертву. Я невольно отвел глаза. Сталин этого не любил, так что мне пришлось изобразить, будто меня заинтересовала сталинская столовая и обстановка в ней. Просторная, скромно обставленная комната показалась мне подземельем, а стоявший поодаль рояль страшным орудием пытки. Вот она, крайняя точка, до которой может опуститься такой бедолага как я.
Неожиданно взгляд вождя смягчился. Он усмехнулся чему-то своему. Нехорошо усмехнулся.
— Действительно, — согласился он, — что я хочу услышать от Мессинга? Кем бы вы ни были, Мессинг, толку от вас мало. Надеюсь, вы знакомились с идейной программой этого героя? Она называется «Майн кампф».
Я отрицательно покачал головой.
— А я познакомился, — продолжил Сталин. — Мы тут издали эту мазню[68]. В «Майн кампф» много чего написано, больше бестолкового, но есть и толковое, но нет ни единого слова о некоей «территории тайны», о каких-то «голосах зовущих». Одним словом, обо всей этой реакционной оккультной ерунде, которой вы пичкаете нас.
Он сделал паузу, взял курительную трубку, принялся вытряхивать оттуда пепел в пепельницу.
— Впрочем, пока не подъехал Лаврентий, объясните, как вы это делаете? Только не пытайтесь вводить в заблуждение.
— Что я делаю?
