способного хладнокровно наблюдать за тем, как осужденного сжигают на костре.
Дедушка поправил фитиль и направился к генералу, чтобы долить ему вина в бокал. Вернувшись на свое место у двери он ругал себя за то, что из-за этого паршивца на портрете он оскандалился и разлил вино. Я же не пьяный, рассуждал про себя дедушка, однако я не могу вынести взгляда его мерзких глаз. Смотрит и смотрит, и мне придется его убить. Злость в перемешку с предчувствием чего-то нехорошего возрастала в его груди и ледяной рукой сжимала горло. Свечи горят, вино искрится, смерть бродит вокруг. В эту секунду дедушка выхватил пистолет и выстрелил. Пуля пробила дырку на гордом челе дворянина, и вслед за этим картина упала со стены, а за ней упал мужчина.Ну да, за картиной была ниша, а в ней враг, поджидавший, когда вино сделает то, чего не смогло сделать его оружие. Офицеры, проснувшиеся от выстрела, спокойный и решительный генерал, крики стражи, замок, окруженный врагами, и дикая битва на саблях под оливами, мертвые товарищи, символически падающие с коней в лавровые кусты — ход всех этих событий в устах дедушки все ускорялся. Старик слегка запыхался, и рассказ становился все путанее. Например, сначала он рассказал, что трубач протрубил „На коней!“, а потом „С коней!“, так как он позабыл протрубить „Седлать!“ Так что снова пришлось протрубить „На коней!“ Они долго бешено скакали , пока снова не очутились на пыльной белой дороге, обрамленной библейскими колодцами. И тогда, перед целым войском, генерал подошел к дедушке и…
Дедушка совершенно позабыл рассказать о том, как в него влюбилась графиня.
15
Мадемуазель Барбора переселилась с готовкой на кухню. Она призналась, что ей не особенно хотелось, так как на дворе готовить было даже интересно. Я не удивляюсь. После проливных дождей на дворе стояла солнечная погода.
Дни проходили в приятной атмосфере, и для многих ничего особенного не происходило. Но для меня это были замечательные дни. Я понимаю, что остальные не могли чувствовать того же что я, потому что всё замечательное касалось только меня и мадемуазель Барборы. С каждым днем наша дружба крепла, и нам доставляло радость хотя бы мелочами напоминать об этом друг другу. Конечно, только тогда, когда поблизости никого не было. У нас были общие сигареты, мы откусывали куски от одного и того же яблока и обменивались вещами. Я носил на шее ее красный платок, у нее в кармане спортивного костюма лежали мои портсигар, зажигалка и карманный ножик. Я носил ее металлическое зеркальце, и у нас было всегда масса причин искать друг друга: мне хотелось закурить, а мадемуазель Барборе до зарезу нужно было зеркальце.
Мы вместе просматривали книги в дедушкиной библиотеке, и всегда нам хотелось прочесть одну и ту же книгу. И как ни странно, это нам очень хорошо удавалось. Наши молчаливые свидания на террасе прекратились из-за того, что теплые вечера привлекали на террасу все наше общество, и сеансы с обязательными рассказами состоялись там. У каждого был свой шезлонг, и Сатурнин расставлял их каждый вечер таким образом, чтобы нам с мадемуазель Барборой не беспокоиться о том, будем ли мы сидеть рядом.
Сатурнин вообще человек очень сообразительный. До сих пор мне непонятно, как это получалось, что Милоушин шезлонг ни с того ни с сего в середине рассказа складывался, и светский денди оказывался на полу. Когда это произошло в первый раз, мы все испугались, и Сатурнин услужливо принес Милоушу другой шезлонг. Через десять минут, и он сложился, и Милоуш снова очутился на полу. Это уж дедушке показалось чересчур, и он закричал на Милоуша: „Что ты там вытворяешь, дуралей, ты что, не умеешь сидеть, как следует?“ Милоуш обиделся и ушел.
Вообще Сатурнин выполнял свое обязательство честно, и я думаю, Милоуш еще долго будет помнить дни, проведенные в дедушкином доме. Стараниями Сатурнина он стал действующим лицом какой-то кинокомедии, водевиля, набитого дьявольскими совпадениями и невероятными происшествиями. Удивительно было то, что он упорно молчал и не выдал Сатурнина. Какая-то причина здесь видимо была, Сатурнину же любой труд был нипочем, и мне самому пришлось бы потратить много сил, чтобы рассказать обо всём, чем он потчевал Милоуша. Я помню, как мой драгоценный двоюродный братец бесновался, когда обнаружил, что вместо березовой воды он полил волосы керосином, оказавшемся в бутылке из-под березовой воды, как он чертыхался, и поднял на ноги весь дом, когда, войдя вечером в спальню в полной темноте, поскольку света еще не было, он определил, что в комнате кто-то переставил всю мебель, как он стал сомневаться в своем здравом уме, когда, читая, свои детективы, издаваемые в тетрадях, он никак не мог разобраться в бессмыслицах, возникающих перед его глазами на листах бумаги, так как Сатурнин перемешал все листы отдельных тетрадей, оставив при этом последовательную нумерацию страниц. Интересно, что первый, переделанный таким образом роман, Милоуш прочитал, и ничего не заметил. Он, кажется, даже собирался эту историю рассказать, когда до него дойдет очередь в наших вечерних сеансах. Дело в том, что дедушка настаивал на продолжении наших рассказов, не взирая на электрический свет. Тетя Катерина выразила с ним бурное согласие и принялась рассказывать.
По ее словам я и дедушка рассказывали о событиях, действительно происшедших с нами в жизни, но она не может этого сделать. Ее жизнь была тяжелой и будничной, на ее долю достались только труд и самоотречение, и когда дядя Франтишек умер, она пожертвовала собой ради своего ребенка, Милоуша. Она ни разу плохого слова не сказала в адрес своего умершего мужа и не хочет поминать его лихом, уже ради того, что он был дедушкиным сыном, а дедушку она уважает больше всех людей в мире, но все же не надо забывать того, что семью он не обеспечил в материальном отношении так, как следовало бы.
Дедушка нетерпеливо задвигался в кресле, и тетя быстро добавила, что она, конечно, сознает, что после мужа осталась фабрика и кое-какие деньжата наличными, но Милоушу надо было дать образование. Дедушка посмотрел на Милоуша как человек, до слуха которого дошла совершенно новая весть. Он недоверчиво завертел головой, но тете Катерине это нисколько не помешало продолжить рассказ.
Она заявила, что даже если семья придерживается иного мнения, ей не за что стыдиться. Фабрика была маленькая, а производство расширилось. Во что бы то ни стало, нужно было прикупить соседнее здание. Из-за этого тетя задолжалась, и после этого пришлось фабрику продать вместе с этим самым соседним зданием. Все непредвзятые люди говорят, что только чудом она так долго держалась над водой, и бремя забот ее не сломило. Естественно, она не могла вести себя как мужчина. Она всего лишь слабая женщина, и никто не заступился за нее. Милоуш был слишком мал для того, чтобы стать ее защитником и опорой. Кроме того она не создана для практической жизни.
Она никогда об этом не говорила, но чем дальше, тем больше она отдает себе отчет в том, что она пошла по неправильному пути, и ее настоящее призвание — это искусство. Она не имела права зарывать свой талант в землю. Еще в школе учителя восхищались ее стилистическими упражнениями и говорили, что у нее незаурядный талант. Ну что ж, видимо этому не суждено было осуществиться. Всю свою жизнь она посвятила другим, и никому и в голову не приходило, что она способна видеть всю глубину человеческих сердец, недоступную для других, и что она живет мечтой описать пером для будущих поколений все то, что так прекрасно звучит в ее душе. Она хотела писать главным образом для женщин, так как только женщина может понять женщину. Может быть читательницы поняли бы ее лучше, чем те люди, с которыми она прожила свою жизнь. Никто не понял ее. Только раз в жизни мимо нее прошла любовь, большая и чистая как горный ручеек, но она была замужем и сказала ему, что они не могут идти рука об руку по жизненному пути.
Часто она размышляла о том, имела ли она право вырвать любовь из своего сердца и разъединить
