Поднявшись напоследок по этой лестнице, Дженна поняла вдруг, как она устала. Она решила снести вниз два главных сокровища Ниллского хейма – Книгу Света и зеркало. Глубоко переведя дух перед разбитой дверью, Дженна вошла.
Она сняла с зеркала покров и на миг испугалась своего отражения. В волосах у нее запутались травинки, и косу давно следовало переплести. Под глазами легли черные круги. За эти дни она то ли похудела, то ли сильно выросла. Она перепачкала одежду в крови, даже на правой щеке остался след. Это чудо, что Каруму захотелось ее поцеловать.
Подумав об этом, она приложила пальцы к губам, как будто на них еще сохранился след поцелуя. «Вот и его больше нет, – подумала она. – Он там, куда я прийти не могу».
Она воздела руки перед зеркалом, словно в молитве, и прошептала хрипло:
– Приди ко мне. Приди ко мне, – единственное, что она помнила из обряда Сестринской Ночи. – Приди ко мне.
Она звала Карума, и Пинту, и детей, и всех погибших сестер хейма. Звала свою названую мать Аму, и свою приемную мать Сельну, и свою родную мать, убитую дикой кошкой. И даже Мать Альту из Селдена. Всех, кто был частью ее жизни и теперь покинул ее.
– Приди ко мне. – Она знала, что они либо мертвы, либо далеко и не слышат ее, и все же звала. – Приди ко мне. – Слезы бежали у нее по щекам, смывая кровь павших. – Приди ко мне. Приди ко мне.
Луна серебрилась в окне, и ветерок шевелил волосы на лбу и на затылке. Туман лег на зеркало, словно оно запотело, но Дженна из-за слез не разглядела этого.
– Приди ко мне, – горячечно шептала она.
Туман заволок ее отражение, сгущаясь от краев к середине, а рука Дженны все манила и голос выговаривал, словно сам по себе:
– Приди ко мне.
– Иду к тебе, – шепнуло в ответ отражение.
Дженна как завороженная приблизилась и прижала ладони к зеркалу. Вместо гладкого стекла они коснулись таких же теплых рук. Дженна переплелась пальцами со своим двойником и вывела его из зеркала.
– Долго же ты собиралась, – сказало отражение. – Я давно уж могла бы быть здесь.
– Кто ты? – спросила Дженна.
– Кто же, как не твоя темная сестра Скада?
– Скада?
– На древнем языке это значит «тень».
– Моя тень – Пинта. – Это имя обожгло Дженне горло.
– Пинта была твоей тенью – теперь ею буду я. И стану тебе гораздо ближе, чем Пинта.
– Не можешь ты быть моей сестрой. Ты совсем на меня не похожа. Я не такая тощая, и скулы у меня не так торчат. И… – Дженна провела рукой по косе.
Скада с улыбкой потрогала свою, черную.
– Мы никогда не видим себя со стороны. В нашем мире первым делом учат тому, что сестры бывают слепы. У меня черные волосы, и я, правда, немного потоньше тебя – но это мы поправим.
– Как?
– В вашем мире едят сытнее, чем у нас.
– Разве ваш мир отличается от нашего?
– Он – его зеркальное отражение. Но ведь отражение нематериально. Поэтому нам и приходится ждать вашего зова.
– Я совсем не того ожидала, – покачала головой Дженна. – И ты совсем не такая, как я думала.
Скада тоже покачала головой, словно передразнивая Дженну.
– Чего же ты ожидала?
– Не знаю. Я думала, ты будешь… помягче. Более уступчивой, более покорной.
– Но, Дженна, разве ты сама мягкая, уступчивая или покорная? Во мне не может быть того, чего нет в тебе. Я – это ты. Только ты себе не позволяешь быть такой. – Она улыбнулась, и Дженна улыбнулась ей в ответ. – Я бы не стала так тянуть с поцелуем.
– Так ты видела? – вспыхнула Дженна.
– Не то чтобы «видела». Но это случилось ночью, при луне – и я запомнила то же, что и ты.
Дженна коснулась пальцами губ, вспоминая, и Скада сделала то же самое.
– Есть и другое, что я сделала бы по-своему, – сказала она.
– Что же это?
– Я не поколебалась бы признать себя Анной. А значит, какая-то часть твоей души желает того же.
– Нет! – сказала Дженна.
– Да! – сказала Скада.
