ничего на свете ей так не хотелось, как войти туда. Она дошла до вершины подъема и замешкалась, чувствуя, что стоит на самом краю, но свет вдруг охватил ее со всех сторон, теплый и холодный, мягкий и колющийся кристаллами, пахнущий цветами и болотной капустой. Она закрыла глаза, чтобы лучше проникнуться всем этим, а когда открыла их вновь, то увидела, что парит над зеленым лугом, где цвели белые лилии и маргаритки, а по краям алели красные лилии. Да, она парила в воздухе!
И тут она бухнулась на четвереньки в мягкую траву, как будто с большой высоты. Дженна оглянулась – Долг тут же мирно щипал траву. Позади не было ни скалы, ни обрыва – только луг с разбросанными там и сям купами деревьев и холм на дальнем его краю. Благодатная, неподвластная времени земля.
Из ближней рощицы вился к зеленовато-голубому небу тонкий дымок. Дженна поднялась и пошла туда медленно, как во сне.
Подойдя поближе, она увидела справа Петру и Катрону, а слева мальчиков.
– Ступай ты первая, Анна, – сказал Марек.
– А мы за тобой, – добавил Сандор.
Дженна кивнула и вошла в рощу.
Здесь росли самые разнообразные деревья, как будто их насадили нарочно: береза, осина, лавр, тополь, терновник, рябина, ясень, ива и дуб. Деревья были высокие, как колонны, и Дженне вспомнилась «Песня дерев», которую ей, маленькой, так часто пели в хейме. Говорили, что ее сложила сама Великая Альта, а припев ее был такой:
И далее в песне перечислялись деревья всякого рода. Дженна, проходя, замечала, что здесь растут точно такие же деревья, как в песне. Уж не сон ли это, спросила она себя – и вдруг остановилась, ибо в середине рощи, откуда поднимался дымок, чей-то тихий, проникновенный голос пел эту самую песню.
Дженна подняла руку, и все остальные, идущие за ней, остановились. Она поднесла ладонь к уху, сделав им знак прислушаться.
– Этот голос… – проронила Катрона и умолкла.
Дженна поманила всех к себе.
– Это не гренны, – шепнула она, и все согласно закивали.
– Знаешь ли ты эту песню? – спросила Катрона у Джарета.
– Мне ее пела матушка, но немножко по-другому, вот так:
Моя матушка пела «Джарет», а чья-то другая, наверное…
– Марек, – сказал Марек. – И Сандор.
– Она пела о нас обоих, когда мы болели корью, – кивнул Сандор.
– Что будем делать дальше? – спросила Дженна Катрону.
– Я умею драться и находить дорогу в лесу, могу быть хорошей подругой солдату и промышлять съестное, но в таких делах я не сильна. Тут нужна жрица.
– Я слышала эту песню в хейме, – сказала Петра, – и Мать Альта учила меня значению каждого дерева, как это записано в Книге Света. Береза – исцеление, лавр – ясный свет, ясень – память. Но я не знаю, где мы и кто это поет. Быть может, Анна знает?
– Анна знает не больше твоего, – пробормотала Дженна, – если я вправду Анна.
– Будь уверена, – сказал Джарет. – Даже гренны назвали тебя так.
– Кто же тогда? – И Дженна умолкла, прикусив губу.
– Есть только один способ выяснить это. – И Катрона вскинула меч.
Дженна ее удержала.
– Кто бы она ни была, она поет песню, знакомую и сестрам, и им. – Она кивнула на мальчиков. – Она хочет сказать нам, что она и сестра нам, и мать.
– Нам всем, – добавила Петра.
– Кто же это, как не сама Альта? – заключила Дженна.
– Говорила же я, что ты должна знать, – улыбнулась Петра.
– Это всего лишь догадка, сделанная наобум. Давайте-ка я пойду вперед и посмотрю.
– Мы пойдем вместе, – сказал Джарет.
И они двинулись толпой через подлесок, ведя за собой лошадей.
Пока они шли, деревья как будто вырастали все выше и выше – вот они достигли небес и сплелись в зеленую кровлю, едва пропускавшую солнечный свет. Стволы превратились в колонны из пестрого мрамора с темно-зелеными прожилками, а земля под ногами – в гладкий пол, однако с тем же узором из травы, лепестков и листьев.
В самой середине зала стоял большой очаг, а перед ним – зеленая колыбель. Ее качала женщина, одетая в светло-зеленое шелковое платье, вышитое по подолу темно-зелеными листьями, а по лифу – золотым плющом. Белые, как снег, волосы были заплетены в две косы. Голову ее украшала корона из шиповника, руку – браслет из диких роз, шею – ожерелье из репейника, перехваченное золотыми кольцами. Ноги женщины были босы.
– Да ведь это… твоя мать, Анна, – прошептал Марек.