не сумасшедший немец, маг, чародей и персонаж Гете, а сырой, неоформленный Полесов, не сумевший из болотной своей сущности высечь высокое Адское пламя. С глаз читателя Остап скрывается в днестровские плавни, туман и сырость. 'Графа Монте-Кристо из меня не вышло', — говорит Остап, предлагая читателю интонировать фразу трагически. Продолжение — об управдоме — должно, казалось бы, снять трагизм и показать критическое отношение авторов к своему герою. Но теперь, зная, что стоит за управдомом, мы возвращаем Остапу право на высокую трагедию: он не может вернуться на Запад, откуда приходит в Россию Воланд.
Там, где разминулись герои, встречаются авторы во взаимоотраженности конца 'Золотого теленка' и начала 'Мастера и Маргариты': Воланд появляется в Москве, рекомендуясь профессором черной магии, и принят за шпиона; Остап объявляет себя русским профессором, бежавшим из московского Чека.
Насвинячив с московскими пожарами, Воланд находит политическое убежище в запредельном пространстве; удел же Остапа — вернуться к родному пепелищу 'Вороньей слободки'.
А.В.Белинков искренне полагал, что 'Золотой теленок' написан с единственной целью — разоблачить Васисуалия Лоханкина, относительно каковой цели 'Воронья слободка', пожар, Остап Бендер, Корейко, Балаганов, Паниковский, лейтенант Шмидт и Турксиб есть фабульная условность, принципиально заменяемая любой другой фабульной условностью (12 стульев, Воробьянинов, Грицацуева, Лев Толстой...). Что, по его мнению, безусловно, так это донос (поклеп, навет, оговор) на русскую интеллигенцию, злонамеренно выведенную в образе Васисуалия.
Мы все-таки не можем согласиться со знаменитым критиком. Нам мешает текст: будь Васисуалий Лоханкин главным в романе, он был бы главным и в 'Вороньей слободке', то есть — ответственным квартиросъемщиком. На самом же деле, ответственный квартиросъемщик не он, а Люция Францевна Пферд. Первое, что обращает наше внимание — национальность: немка. Вспоминаем:
'— Вы — немец? — осведомился Бездомный.
— Я-то?.. — переспросил профессор и вдруг
задумался. — Да, пожалуй, немец...'.
Так оно и есть: ЛЮЦИя ФР... ЛЮЦИя пФЕРд! Отчего же Пферд? Оттого, что 'лошадь' (по-немецки). А где лошадь — там
Черный ворон
То, во что окончательно не вылилась тяжба домов №5 и №7, то неясное, что заставило возлагать вину за судьбы постояльцев номера №5 на Леонида Андреева, давно покойного, то, что не вошло в пеналы общежития им. монаха Бертольда Шварца, но все равно завершилось трупом, — то с неамбивалентной очевидностью было разыграно в коридорах, углах, комнатах и местах общего пользования квартиры №3, известной более под названием 'Вороньей слободки'.
Тугоухие Тридцатые годы ясно различали несущуюся из 'Вороньей слободки' барабанную дробь осуждения 'маленького мира маленьких вещей'. Че-пу-ха!
Квартира №3 противостоит сидящему на холодной льдине летчику Севрюгову не как маленький мир большому, а как Космос своей собственной части. Дом №8 стоит по Лимонному переулку, летчик же Севрюгов — на 84-ой параллели среди торосов и айсбергов. Таким образом, 'Воронья слободка' раскинулась на необъятных просторах 'от финских хладных скал до пламенной Колхиды'. Ответственным за столь обширную площадь может быть назначен только Князь Тьмы — мадам Люцифер, а населять — не малогабаритные домовые, а классические обитатели адской кухни, той самой кухни, где жильцы истязают Васисуалия Лоханкина.
'А может быть, так надо, — подумал он, дергаясь от ударов и разглядывая темные, панцирные ногти на ноге Никиты'.
Нога эта, которая так привлекла внимание Васисуалия Андреевича, принадлежит Никите Пряхину. 'Темный, панцирный ноготь' — это уже не ноготь, а извините, коготь. А вспомнив 'Контору по заготовке Когтей и Хвостов', мы без труда устанавливаем подлинный, копытно-рогатый облик Никиты. Аналогичным образом идентифицируется 'злой, как черт' Гигиенишвили с 'дьявольскими глазами'.
Кроме указанных и общеизвестных примет, в нашем распоряжении имеются уже знакомые специфические — ильфопетровские — приемы адостроения: примус, над стонущим огнем которого склоняется Пряхин, и 'самоварный дым', наполняющий сгорающий дом (пользуемся случаем обратить внимание читателя на математическую точность выбора эпитета: соотносись действительное описание пожара с пожарной действительностью, эпитет 'самоварный' применительно к догорающему зданию выглядел бы идиотским; в своем же истинном значении — портативного ада — самовар вскрывает подлинный смысл происходящего). В адской перспективе объяснима и борьба обитателей 'Вороньей слободки' с летчиком Севрюговым: это борьба исчадий ада с ангелом ('А не летай, не летай! Человек ходить должен, а не летать. Ходить должен, ходить' — Н.Пряхин). Васисуалий Лоханкин, напротив, есть объект не ангелологии, но социологии — в этом А.Белинков прав, но социология, в данном случае, выводится из демонологии. В самом деле, вернемся к сути конфликта: Лоханкин В.А., несмотря на многочисленные предупреждения, в том числе и письменные, упорно отказывался гасить свет, тот именно СВЕТ, который 'и во тьме светит, и тьма не объяла его'. То есть, Васисуалий Лоханкин, говоря простыми словами, есть луч света в темном царстве, и трагедия его — трагедия не ренегата собственного класса (и в этом А.Белинков не прав), а трагедия интеллигента-просветителя, в сходных выражениях описанная и Б.Пастернаком:
А сзади в
Что потихоньку по углам
Сама его же поносила
За подвиг...
Ср. из монолога Васисуалия: 'А я думаю, что, может, так надо. Быть может, я выйду из пламени преобразившимся, а?'.
Сколь не ошеломляющи наши разоблачения, нераскрытым остался Пожар. В самом деле, если Ад есть исходная модель 'Вороньей слободки', пожару в ней места нет — в аду пламя не гаснет.
Откуда же прилетела та искра, из которой возгорелась 'Воронья слободка'?
Восстание ткачей
Руководствуясь эпиграфом к 'Золотому теленку'— 'Переходя улицу, осмотрись по сторонам', осмотримся по сторонам. Какую улицу мы переходим? Лимонный переулок. Цитрусовые нам уже попадались
— это апельсины, те самые, которые катили бочками братья Карамазовы. Так значит — 'Братья Карамазовы'? Один из героев этого романа — помещик Максимов — как будто действительно переселился в 'Воронью слободку' и образ Васисуалия. А остальные откуда? А пожар? Похоже на то, что у братьев столько же общего с квартирой №3, сколько у сыновей лейтенанта Шмидта друг с другом. И все-таки Лимонный переулок нас не обманул: и пожаром, и бочкотарой водила одна рука, рука Федора Достоевского. Та рука, которая написала и роман 'Братья Карамазовы', и роман 'Бесы'. Да, 'Бесы', одни только 'Бесы' способны объяснить нравы обитателей 'Вороньей слободки' и страшный ее конец.
То, что Никита Пряхин — бес, ясно из текста 'Золотого теленка', но почему беса зовут Никита Пряхин, рассказать могут только 'Бесы'. Так вот, в поисках за генезисом непростого образа Пряхина, мы, минуя несложный образ Толкаченко, сразу устремляемся к его прототипу — Петру
