для того, чтобы это соотношение изменилось - нет. Оно носит системный характер. Если оно переменится, рухнет вся экономическая модель. Точнее, наоборот, единственная возможность изменить это соотношение - разрушить нынешнюю экономическую модель в целом. Тогда мы получим другое общество, но это уже тема за пределами данной дискуссии.
Кстати, у нас «средний класс» весьма своеобразный. К нему относятся люди с зарплатой от 300, 500, 600 долларов в месяц. Это не слишком большие доходы, особенно в стране с немного холодным климатом. Зарплаты же нигерийские! Но при этом уровень жизни у нас не нигерийский. У нас обеспеченность населения социальными благами не нигерийская, у нас общество по уровню образования, по уровню обеспеченности квалифицированными кадрами, по структуре урбанизации, по обеспечению медицинскими услугами, даже по обеспечению жильем почти такое же, как в Финляндии или в Швеции, при экономике как в Нигерии, например. Во всяком случае, мы ближе к Финляндии по этим показателям, чем к Нигерии или к Алжиру. Вот в чем наш парадокс. С одной стороны, это знак того, что все будет плохо, с другой стороны, знак того, что все так будет не долго. Экономика и общество друг другу не соответствуют принципиально. В долгосрочной перспективе, если никаких радикальных преобразований не произойдет, естественно, экономика возобладает. А это значит, мы опустимся ещё ниже. Нигерийская экономика с обществом шведского, скандинавского, все еще квази-социалистического типа - не маловажное обстоятельство, почему я выбрал для примера именно Швецию - то есть с определенной степенью социальных гарантий, которые все еще доживают каким-то чудом. Это общество находиться либо на грани окончательной «терминальной» катастрофы, то есть когда оно просто исчезнет, потому что у нее нет экономического базиса, либо оно преобразит свой экономический базис, в какой-то отчаянной последней конвульсии. Но, на мой взгляд, произойти это может только через очень серьезное потрясение. То есть что может быть сделано, придумать легко. Дело не в теории. Проблема не в том, что делать, а «кем» делать? Какой политической силой?
Объективно есть необходимость в создании сильного государственного сектора. Конечно, не в советской форме. Речь идет о том, чтобы создать смешенную экономику, о том, чтобы сформировать какой- то эффективно и реально работающий общественный сектор, просто для того, чтобы обеспечить внутренний механизм накопления. Естественно, что раз до сих пор накопление было ориентированно вовне, то должны быть какие-то структурные механизмы, обеспечивающие накопление, ориентированное вовнутрь и постоянная систему реинвестирования, система, которая, между прочим, позволит преодолеть наш хронический кризис инвестиций. В стране постоянно не хватает капиталовложений, нет денег, а потому что всегда есть более привлекательные инвестиции - вне России. Нарисовать эту схему можно без проблем. Проблема в другом, в том, что выйти к ней можно только через катастрофу. Я думаю, что в этом смысле я полностью соглашусь с моим коллегой Михаилом Делягиным, путь через катастрофу это и есть тот путь, который может привести к спасению. А может и не привести. Всё зависит от нас. Спасибо.
Вопрос (Микульский К.И.):
Я задам ваш вопрос, хотя думаю, что будет отрицательный ответ, но мне кажется, что нужно искать определение нашей ситуации не в ситуации Нигерии, не апеллировать, там, тем, что полегче, колониальный капитализм, периферийный капитализм, а попросту считать это закономерное, временно закономерной фазой развития социализма или постсоциализма. Это этап, который для нашей страны после социализма был неизбежен, он специфичен, и четких сопоставлений с мировой практикой делать вряд ли возможно.
Кагарлицкий Б.Ю.:
Вот понимаете, это как раз и есть легкий ответ, то, что вы сейчас предложили, это легкий ответ, который к тому же не подтверждается фактами. Я не буду сейчас вдаваться в идеологические дискуссии, но, разумеется, сам вопрос продиктован идеологией. Я считаю, что социализма с Советском Союзе не было. Были попытки его построить, может быть, были некоторые элементы, но социализма не было. Ну, ладно, это идеология. А вот если говорить не об идеологии, то странные вещи обнаружатся. Почему мы сталкиваемся с возрастающим, подчеркиваю, с возрастающим количеством феноменов, явлений, характерных для стран той же самой Латинской Америки или Азии, для некоторых африканских стран, более развитых африканских стран? Чем более активно копируем западные рецепты, тем больше начинаем напоминать Африку? По мере движения вроде бы к открытому обществу, к западной модели количество этих явлений возрастает! Мне кажется, это напоминает нам ситуацию людей, которых посадили в самолет, и сказали: «Ребята, мы летим в Париж», а самолет прилетел не в Париж, а в Буркина-Фасо. В принципе, там, в аэропорту тоже говорят по-французски, тоже негры и тоже говорят по-французски - как во Франции. Но это не Франция! Нам говорят: мы всё равно летим в Париж, это у нас промежуточная посадка, видимо. Только мотор давно украли. И крылья тоже. А лучше всего объяснять людям, что на самом деле мы в воздухе. Закрыть шторки и сказать: «Мы в воздухе, и мы никуда ещё не долетели!»
Нет, господа, мы давно приземлились
КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ
Свадьба Евгении Тимошенко была главной светской новостью прошедшей недели, причем в событии явно присутствовал политический оттенок. В Интернете вывешивались фотографии молодоженов в сопровождении счастливой тещи - Юлии Тимошенко, как всегда безупречно изящной, но на сей раз в новом облике, без привычной для украинских и российских телезрителей косы.
Пресса подробно описывала наряды невесты, музыку и блюда, которыми потчивали гостей. От комментариев воздерживались, но во многих репортажах явно присутствовал немой вопрос: как вся эта роскошь увязывается с образом политика Юлии Тимошенко, выступающей в роли защитника обездоленного народа? А никак не увязывается. И более того, никак на рейтинге нашей героини это не отразится.
Если бы Юлия Тимошенко принадлежала к лагерю левых, подобное мероприятие вызвало бы крупный политический скандал. Но киевская красавица никогда не претендовала на связь с пролетариатом. Она популист. Иными словами, она не организует народ, не представляет его политические интересы, не принадлежит к нему. Она просто а заботится о нем. Для того, чтобы о ком-то заботится, совершенно не надо быть на него похожим.
В общественном сознании постепенно формируется устойчивый стереотип: Тимошенко - добрая, Ющенко - злой. К тому же Юлия ещё и красивая. А президент Виктор… не то чтобы совсем монстр, но, с некоторых пор, далеко не красавец. Не исключено, что светские мероприятия прошлой недели изначально были задуманы для закрепления этой системы образов. Людям понравится!
Популизм - явление типичное для бедной страны с со слабыми демократическими традициями и неразвитыми гражданскими институтами. Он возникает в обществе, где классовые противоречия вполне очевидны, но сами классы не до конца оформились, их культура и идеология по-настоящему не сложились, где значительная часть населения занимает «промежуточную» позицию - это в равной мере относится и к маргиналам и к мелким буржуа.
Такая ситуация характерна для периферийного типа капитализма, либо для буржуазного общества, застрявшего в состоянии многолетнего структурного кризиса. Короче, людьми болезненно ощущается несправедливость, но нет достаточных условий для социальной самоорганизации. Многие идеи из арсенала левых получают распространение, но их политические методы не срабатывают. Надо сказать, что популизм - явление демократическое.
Нередко популистские лидеры становятся диктаторами, но свою известность и народную любовь они завоевывают вполне демократическими методами, объединяя вокруг себя массы во имя борьбы за справедливость. Приобретя доверие и любовь народа, подобный лидер некоторое время удерживает их, независимо от того, что он делает. Ведь любовь слепа. А популистский тип мобилизации не связан с четким соблюдением политических процедур, формальных уставов и идеологических норм (что принципиально важно для левого движения).
В итоге у лидера появляется изрядная свобода маневра. Он может совершать тактические зигзаги то влево, то вправо, он может подбирать себе совершенно разношерстных союзников, делать противоречивые заявления. Разумеется, народная любовь имеет пределы. После серии измен, она может превратиться в не менее устойчивую ненависть (что мы видели на примере единственного до сих пор удачливого пост-
