и он готов ее передать на ранее оговоренных условиях. Виктор не знал, то ли радоваться, то ли огорчаться: до этого ему не приходилось заниматься образцами, и вдруг сразу как с неба свалился такой сложный образец. Виктор прекрасно понимал, что секретные эмбарговые образцы, как эта камера, нельзя просто купить, как телевизор в магазине. «Ведь швед должен куда-то спрятать концы, найти официального конечного покупателя», – думал Дронов. Когда он поставил эти вопросы перед шведом, тот сначала не хотел отвечать, ссылаясь, что это его проблемы, но увидев настойчивость Виктора, сказал, что у него есть куда спрятать концы. Он объяснил, что шведы закупают такие камеры и делают это на одну камеру больше, чем им требуется. Это объяснение в какой-то степени успокоило Виктора, но тревога оставалась. Подробности швед категорически отказывался сообщать.
Сложными оставались вопросы получения образца и его оплаты. Необходимо было посоветоваться с шефом, и Дронов отправился в посольство. Выслушав доклад, резидент как всегда все разложил по полочкам, выделив главное.
– Виктор Никифорович, – начал шеф. – Давай выделим ключевые вопросы этой наиответственнейшей задачи, которую перед нами поставил швед. Первое: каким образом получить образец и доставить его в посольство. Этот вопрос самый серьезный с точки зрения безопасности. Давай думать.
– У меня нет опыта с образцами, – заговорил Виктор, – но можно попросить шведа доставить образец на фирму к старику, а потом от него я бы мог взять ее и привезти в посольство или торгпредство.
– Нет, дорогой, так не пойдет. Слишком велик риск, – прервал Виктора резидент. – Представь себе, что за шведом следит контрразведка и им очень хочется узнать, кому это наш друг намерен сбыть камеру. Увидев господина Дронова, им ничего не останется, как взять его с поличным вместе со всей компанией, а потом раззвонить на весь мир о русских шпионах.
– Как же тогда получить камеру? Предложить шведу самому привезти ее в посольство или торгпредство? – спросил Виктор.
– Это уже ближе к истине, – отвечал Разумихин. – Так можно было бы поступить, если бы швед для нас был ничтоже интересен. Нет никакой гарантии, что его визит в торгпредство останется незамеченным, хотя наша хата в этом варианте вроде бы остается с краю.
– Ну, а что можно еще придумать, чтобы и овцы остались целы, и волки сыты? – продолжал допытываться Дронов. – Я не вижу других вариантов.
– Не видишь? А как ты отнесешься вот к такому варианту? – спросил Алексей Николаевич, вставая. – Слушай, швед образец привозит старику на фирму. Камера, по габаритам меньше телевизора. Крюгер за наши деньги приобретает телевизор, а вместо него туда помещает камеру, все это упаковывается в оригинальную коробку от телевизора. Затем она направляется с посыльным экспедиторской фирмы в адрес торгпредства.
– Хитро вы придумали, Алексей Николаевич, – оживленно вставил Виктор. – Мне кажется, старик все это сумеет устроить, если его попросить.
– Сумеет-то сумеет, – вновь начал резидент. – Но меня только смущает, не перегружаем ли мы старика, не злоупотребляем ли его доверием, не подвергаем ли его риску? Но я не вижу других вариантов. Если считать, что с первым вопросом мы справились, то на второе место я бы поставил вопрос оплаты шведу в течение десяти дней после получения образца. Как сдержать данное нами слово?
Тут генерал подумал пару минут и размеренно произнес:
– Надо как можно быстрее отправить в Центр образец для оценки. А быстрее и вернее, чем диппочта, способа нет. Правда, здесь есть свои «если».
Алексей Николаевич снял трубку внутреннего телефона и попросил шифровальщика зайти к нему.
– Когда у нас дипкурьеры приезжают из Дании в Стокгольм? – спросил резидент.
– Послезавтра, – ответил шифровальщик.
– А большие вализы[8] есть в референтуре посольства, например, чтобы отправить средний по габаритам телевизор?
– Есть, товарищ генерал, четыре мешка.
– Хорошо, идите, – отпустил шеф шифрокудесника и продолжал:
– Итак, вализа есть. Послезавтра, то есть двадцатого, курьеры в Стокгольме, отсюда они отъезжают двадцать второго в Хельсинки, числа двадцать седьмого-двадцать восьмого в Москве. Сколько дней пройдет, если мы образец получим завтра, девятнадцатого, подсчитай, Виктор Никифорович, по календарю? Получается семь-восемь дней. Если мы обо всем информируем Центр заблаговременно, то успеваем. Что скажешь?
– Все вроде получается, – облегченно выдохнул Дронов.
– Ладно, – подвел итог резидент, – встречайся завтра с Крюгером и шведом и решай все организационные вопросы. Я только вот еще о чем хотел сказать. Старик – наша палочка-выручалочка. Такие люди – золотой фонд разведки, ими надо дорожить и беречь их. Ведь он помогает нам совершенно бескорыстно. Ты задумывался почему, что им движет? Мы вообще не ценим русскую эмиграцию, сторонимся ее, и совершенно напрасно. А движет этими людьми русский дух, любовь к России, а это великая силища. Ты говоришь, он был тронут до слез твоим подарком, Пушкиным. Это прекрасно! И последнее, что я хотел тебе сказать: приглядись повнимательнее, Виктор Никифорович, к его наводке на Бурова. Центр сообщил, что он по учетам КГБ и ГРУ не проходит. В чем ценность таких людей, как старик, для нашей разведки? В современных условиях, особенно в странах с жестким контрразведывательным режимом, классика уже не работает. Под классикой я понимаю классический способ вербовки: знакомство, изучение, вербовка. Все это требует много времени, практически невозможно проводить такую работу вне поля зрения местной контрразведки. Вот здесь-то и приходит нам на помощь наводка. Она не требует много времени, поэтому надо искать таких людей как Крюгер.
Операция с камерой прошла успешно, шведу вовремя заплатили. Дронов провел с ним несколько встреч, был у него дома, где познакомился с его сестрой Региной. Швед подробно рассказал о своих возможностях, передал проспекты, цены на оборудование, которое он мог бы достать. Договорились связь поддерживать через Крюгера и Регину, которая оказалась очень симпатичной женщиной средних лет. Она немного говорила по-русски, прекрасно разбиралась в русском балете. Выяснилось, что швед имел отношение к поставкам военной техники в ВВС Швеции, но о конкретных связях умалчивал. Виктор особенно его не расспрашивал, считал, что со временем он сам расскажет.
В ноябре пришел короткий ответ на материалы, полученные от Бурова. Центр сообщал, что в целом номенклатура оборудования фирмы может представить интерес. Предлагалось изучить возможность получения образца американского дозиметра, сообщить цены и возможные сроки поставки. Центр ссылался на проспект, полученный от Бурова, и называл его тип.
«Хорошо, – подумал Дронов, – теперь есть предлог для мотивированной встречи с Буровым». Виктор позвонил своему новому знакомому, и через некоторые время они встретились у него на фирме. Услышав от Дронова, какой нужен тип дозиметра, Буров хитро улыбнулся и, посмотрев на Виктора, спросил:
– Для военных хотите купить?
– Почему для военных? – искренне удивился Виктор.
– Как почему? Вы же видите, здесь в проспекте обозначено: военная спецификация, – ответил Буров.
Виктор еще не разбирался в таких тонкостях и промолчал. Буров сказал, что этот тип дозиметра он поставляет в армии скандинавских стран и может, конечно, продать Виктору пару штук, которые были у него на складе. Он добавил, что эти дозиметры не позволяют продавать странам советского блока. Поэтому сделка может быть только неофициальной, а оплата наличными. Виктора это безусловно устраивало.
Однако одно обстоятельство затрудняло работу с Буровым. В отличие от Крюгера он был антисоветчиком.
На одной из встреч Буров, хитро посмотрев на Дронова, вынул из выдвижного ящика стола две небольшие коробочки и, положив их перед собой, сказал:
– Вот ваши дозиметры, господин Дронов, забирайте. На днях получил партию из Штатов для шведской армии. Знаю, вы приобретаете их, чтобы скопировать, но мне наплевать, это ваши проблемы. Платите деньги, а что вы с аппаратами будете делать, меня не интересует. Вот счет.
– Почему копировать, господин Буров? – попробовал возразить Виктор. – Думаю, у нас есть свои и, может быть, не хуже.
