им снова становилось не по себе. Варя понимала, что сейчас она должна сказать что-то решающее, но никак не могла начать и ожесточенно взрывала носком сапога смерзшийся снег на дороге.
«Знаешь, я тут подумала.., а что, если тебе переехать ко мне? Сможешь спокойно заниматься, да и с английским я всегда помогу…»
Нет, примитивно.
«А что, если нам объединить усилия в борьбе с Лисой? Скажем, на моей жилплощади…»
Слишком жеманно.
«Нет худа без добра. По-моему, у нас появился повод начать совместную жизнь — как говорится, и в радости, и в горе…»
Чересчур по-командирски.
— Варежка, — немного не своим от смущения голосом обратился к ней Тимур, — ты не могла бы со мной позаниматься?
— Знаешь, я тут подумала… — не раздумывая, выпалила Варя.
После того как Тимур ответил «да» на ее предложение, они некоторое время шли молча. Тимур был ошеломлен неожиданной удачей, но Варя не замечала этого — сердце ее заходилось от радости. Вновь обретя душевное равновесие, Тимур спросил:
— Не пора ли нам произнести какие-нибудь слова?
У Вари похолодело в груди, словно душа взлетела на качелях.
— Я, конечно, филолог, но не всегда могу найти нужные слова…
— Поскольку я юрист, я обязан находить нужные слова даже тогда, когда не могу. Как тебе нравится такая формулировка: «С этой минуты и до самого конца вся моя жизнь без остатка принадлежит тебе, и только тебе»?
Варя на одном дыхании, как пионер, повторила торжественное обещание; его вычурность казалась донельзя уместной: именно так и должны объясняться все влюбленные во все времена. Двадцатый век в одночасье переплетался с дворянскими усадьбами, рыцарскими турнирами, величавой античностью и с «Песнью Песней». Ведь на чем, как не на любви, стоит этот мир от начала времен?
Когда она договорила, Тимур поцеловал ей руку и крепко сжал ее. После этого было так странно (и даже смешно!), но, увы, необходимо обсуждать детали предстоящего переезда.
Варя, отрешенная и счастливая, на все тезисы Тимура отвечала «да». Тут опять, заигрывая, подлетела собака и с притворным рычанием стала хватать хозяйку за рукав. Варя вприпрыжку бросилась за ней, почему-то хлопая в ладоши. Ей казалось, что и Тимур сейчас рванется за ними вдогонку, но он продолжал спокойно идти по дороге и встретил обернувшуюся к нему Варю вежливой, чуть снисходительной улыбкой.
Варя часто начинала писать стихи, но у нее никогда не получалось дописать до конца. Таких начатых, но не законченных шедевров в ее письменном столе накопился не один десяток. Однако это «начало без конца» казалось ей на порядок сильнее всех остальных.
Она сочинила его тогда, когда Тимур впервые лежал в ее комнате, устроив голову на ее коленях, и не собирался никуда уходить. Ни до, ни после этого Варя не испытывала большего счастья, чем в тот вечер, когда гладила его по волосам.
— А какую лепту он собирается вносить в семейный бюджет? — спросила мама.
Вопрос был некстати, — Ну, он принес из общежития все свой продукты: крупы, консервы, макароны…
— Макароны! — усмехнулась мама. — Это существенно.
В ночь после того, как были сказаны СЛОВА, Варе приснилась свадьба. Она увидела себя с Тимуром в церкви. Там было темно .(ни единой свечи) и безмолвно. О том, что они находятся в храме, говорил лишь недостижимо высокий купол. Из оконных прорезей в купольной ротонде росли и рассеивались внизу мощные столпы белого света.
Один из них падал на их с Тимуром головы (Варя видела происходящее со стороны). Она услышала какие-то неразборчивые слова и поняла, что сейчас начнется венчание. Вдруг что-то заставило ее посмотреть себе под ноги, и она увидела, что стоит на полу босиком, в одних черных чулках. При этом они оказались такими рваными, что стрелки от спущенных петель поднимались вверх по всей их длине. Внезапно стало заметно и то, что на ней нет платья, а нижнее белье неприглядное и какое-то заношенное. Ужас пронзил Варю раскаленной иглой, и в этот момент к ней повернулся Тимур. «Вы готовы, девушка?» — спросил он с улыбкой. «Я не могу, — прошептала она, отстраняясь от него и начиная отступать назад, — у меня нет приданого. У меня больше вообще ничего не осталось…»
На семинаре по фольклору (он был последним в тот день) Наиля предложила Варе пройтись по магазинам. Ее теперешний статус Бывшей Девственницы, Ныне Познавшей Плотские Утехи, обязывал серьезно обновить интимный гардероб. Варя вспомнила о том, что с последней зарплаты хотела купить подарок Тимуру, и кивнула. Воодушевленная Наиля еще что-то радостно шептала ей в самое ухо, и Варя не переставала кивать, не воспринимая ни слова из того, что она говорит, словно простое человеческое счастье лежало где-то в другом, недоступном ей измерении.
Преподаватель, ведущая семинар по фольклору (ее можно было взять на эту должность за одну только внешность ядреной деревенской бабы), тем временем поднялась и сложила руки перед собой, как оперная примадонна. Никто не удивился: Анна Егоровна часто иллюстрировала народные тексты собственным их исполнением. Но Варя вздрогнула, когда с неожиданной силой, словно не из уст человечьих, а из самого сердца, потянулась горькая песня:
«Интересно, чем порастет наша с Тимуром дорога? — думала она, спускаясь в метро. — Должно быть, сорняками и лебедой». И ей стало не по себе от своего ледяного спокойствия. Словно, читая сказку, она не удержалась от соблазна долистать книгу до конца, а потом вновь вернулась к покинутой странице, чтобы, зная развязку, все же насладиться повествованием.