— Давай я поставлю чайник, — предложил Тимур.
— Лежи, лежи! Я сама.
Он показал ей дорогу на кухню. Лучше бы ей было туда не ходить! Неухоженное место, наполовину испорченные газовые плиты, мусоропровод, забитый так, что отходы уже сыпались на пол и гнили, никем не убранные.
Варя вернулась с твердым убеждением, что так может жить кто угодно, только не Он.
Чай с вареньем и лимоном она подала ему в постель. Тимур сказал, что уже не помнит, что это такое: когда лежишь больной и о тебе кто-то заботится. Такое было только дома…
Он сделал пару глотков, поставил чашку на тумбочку, взял Варю за обе руки и поцеловал сначала одну кисть, потом — другую. Затем — все пальцы по очереди. По Варе волной прокатилась радостная дрожь — он опять уводил ее в сказку.
Тимур притянул ее к себе. Она подалась вперед с улыбкой, но не отдавая себе отчета в том, что именно происходит. Потом ее голова оказалась на подушке, а лицо Тимура поднялось над ней. И Варя подумала: наверное, так и должно быть — ведь он знает правила сказки лучше ее…
Вечером того же дня он позвонил осведомиться, все ли с ней в порядке. Варя сказала «да», потому что не знала, как бывает «не в порядке». Именно тогда он и спросил, как ее называют дома, потому что нейтральное «Варя» ему надоело — хочется более интимного имени. Она засмеялась:
— Дома меня называют «доченька». Можешь попробовать «Варечку» или «Варюшу».
— Нет, у меня ты будешь «Варежка», потому что зимой с тобой тепло…
Она была согласна на что угодно, лишь бы быть в его руках.
Тимур вернулся в самый разгар ее воспоминаний, отперев дверь своим ключом.
— Чую, пахнет человечиной! — произнес он загробным голосом сказочной Бабы-яги. — Или это котлеты со свиным сальцем?
«Все они правы! Ему нужны только еда и жилье».
— А вот и сама мастерица! — Он подошел и поцеловал Варю в макушку.
«Нет, я нужна ему, иначе он просто пошел бы на кухню и начал есть».
— Котлеты сделала мама.
— А где же она сама?
— Уехала к подруге. На все выходные.
— Ого! Так у нас начинается медовый месяц?
«Не смей, не смей меня дразнить такими словами!»
Тимур прошел в свою комнату и переоделся в тренировочный костюм — в тот же самый, что был на нем во время болезни. Варя невольно усмехнулась и отправилась ставить чайник. История повторялась, но непонятно, чего в ней было больше: трагедии или фарса.
После ужина Варя привычно стала мыть посуду, а Тимур так же привычно сел к телевизору. Он не переключал каналы, остановившись на первой попавшейся передаче, и смотрел в заэкранный мир так же бездумно и безучастно, как бабушки смотрят из окна на шумную улицу. Когда, покончив с посудой. Варя вошла в комнату, Тимур уже спал. Он классически склонился набок, притулившись к спинке кресла, и дышал глубоко, размеренно. Варя постояла, не смея шелохнуться, и против воли начала погружаться в небывало глубокую жалость и нежность. Словно увидела жеребенка, который рухнул на траву с подломившимися ногами.
Она мельком оглядела бывшую свою комнату, обратила внимание на заваленный книгами письменный стол и узнала в нем тот тяжелый воз, что, не щадя себя, тянул ее возлюбленный.
И вот он выбился из сил…
Варя, как под гипнозом, подалась вперед.
Потом протянула к нему руку и дрогнула, не решаясь коснуться его лица. Шагнула еще ближе на врастающих в землю и не желающих идти ногах. Затем быстро прижалась губами к виску рядом с краем волос — там, где особенно силен запах человеческого тела, всегда такой неотразимый для влюбленных…
Тимур медленно, нехотя приоткрыл глаза, повернул к ней голову, и Варя резко выпрямилась. Он зевнул и спросил:
— Да?
Словно она без стука вошла к нему в кабинет.
— Я просто…
— Просто так меня будишь?
Варя лихорадочно придумывала причину.
— Мы сегодня никуда не пойдем?
— А ты, случайно, не хочешь отдохнуть в пятницу вечером?
'Мне нужно было беречь его сон. Ведь «любить» значит «беречь».
— Или вы на своем филфаке так учитесь, что не от чего отдыхать?
«Он не может меня любить, если все время ставит мне какие-то подножки!»
Варя молча прошла к книжному шкафу, наобум взяла какую-то книгу и вернулась на кухню Минут пять она бесцельно переворачивала страницы, пока Тимур не позвал ее из комнаты:
— Варежка! Хочешь, завтра в яхт-клуб поедем?
Это был предел мечтаний, но Варя не дала себе воли обрадоваться сразу.
— А разве сезон уже начался?
— Не знаю. Да не важно — там всегда кто-то есть. Посидим, потусуемся…
Яхт-клуб… Варя прикрыла глаза. Даже сесть на электричку, идущую туда, — все равно что выйти в плавание к тропическим морям…
«Он любит меня: сам он был там сто раз, а сейчас поедет только ради меня».
— Ну что, едем?
— Спасибо! — крикнула Варя.
В половине десятого запросилась на улицу собака Варя начала одеваться, краем глаза наблюдая за Тимуром. Он невозмутимо смотрел в телевизор. Гулять вечерами одной было неприятно, если не сказать страшновато, хоть и жили они в спокойном районе. Но окутанная тьмой роща, мертвецки белые стены монастыря и черные пруды всегда казались Варе прекрасной декорацией для фильма ужасов: за каждым стволом стоит маньяк, а под водой притаились монстры. Вечерами Варя и мама всегда гуляли вместе, и монстры отступали, но теперь Варя осталась с ними один на один…
Она оделась. Тимур не изменил позы.
— Надо бы собаку вывести, — неловко проговорила Варя.
— Ну, выводи.
— Темно уже.
— Да, ночи у нас не белые.
Варя молча взяла поводок и пошла к двери.
«Он не любит меня: ему все равно, что меня могут изнасиловать, убить, расчленить».
Все двадцать минут, положенные для собачьего променада. Варя смотрела на мир сквозь злые слезы. К возвращению домой обида выстилала душу твердым слоем, как накипь дно чайника.
— В чем дело? — спросил Тимур, мельком глянув на Варю. — Тебя кто-нибудь обидел?
— Меня сто раз могли обидеть, и защитить было некому!
— Так надо было найти себе телохранителя!
У тебя что, нет ни одного знакомого мужчины?
— Слушай, ты что, издеваешься?!!
— Я не издеваюсь. — Тимур действительно говорил без тени издевки. — Попросила бы меня, я бы с тобой пошел.
— А без просьбы нельзя догадаться?!
— Нет! — Тимур поднял на нее ясные и холодные, без единой капли вины глаза. — Я не телепат,
