не участвовал в заговоре?
– Что поделаешь, газеты питаются слухами. Немножко фактов, остальное вода.
– У меня нет никаких фактов.
– Наверняка вы слышали много интересного, – впился в него глазами Конуэй.
– Достоверность информации вас не смущает?
– Мы сидим тут в Швеции, питаемся разными сплетнями. Главное, чтоб было завлекательно.
– Но это ведь будет вымысел.
– Ничего. Представьте, что вы Киплинг или Конан Дойл. За вымысел, если он художественный, платят хорошо.
Они сидели и молча смотрели друг на друга. Пауза затягивалась. Конуэй вынул сигареты и предложил Рашу закурить. Дело явно шло на лад.
Раш затянулся и спросил:
– Ну хорошо, а что вы сделаете для меня?
– Помогу чем смогу.
Вид у немца был довольно скептический, и Конуэй добавил:
– Ведь это же в моих интересах, разве вы не понимаете?
– А деньги?
– Само собой.
– Будем делить пополам?
– Да.
– И о какой сумме идет речь?
– Трудно сказать.
Вновь воцарилось молчание. Раш раздумывал над идеей, только что возникшей у него в голове. Он прибыл в Швецию, чтобы передать пакет графу Бернадотту. Отлично. Фольке Бернадотт был одним из самых влиятельных людей в Швеции. Может быть, передать ему пакет и одновременно попросить политического убежища? Однако Конуэй уверен, что шведы выдадут его – если не нацистам, то союзникам, по окончании войны. Возможно ли такое? А это будет зависеть от содержимого пакета. Поскольку Бернадотт – глава шведского Красного Креста, вряд ли в конверте находятся чертежи ракеты «Фау-2». Скорее всего какая-нибудь гуманитарная информация. О военнопленных? Наверняка! Шелленберг вполне способен затеять сейчас какую-нибудь историю с обменом пленных – это на него очень похоже. Он надеется выйти из грязи чистеньким!
Раш нарушил паузу:
– Я расскажу вам все, что знаю. Правда, это немного. Взамен вы тоже кое-что для меня сделаете.
– Что именно?
– Подвезете меня на машине.
– Куда?
– К дому графа Фольке Бернадотта.
– А разве вы не застали его по телефону? – тихо спросил Конуэй.
Раш удивленно на него уставился, и ирландец невозмутимо заметил:
– Я знаю о вас почти все.
– Граф – мой друг.
– Как бы не так, – покачал головой Конуэй. – Друзьям звонят домой, вы же ограничились звонком в офис.
– По-моему, ваша специализация – абсурдные предположения, – сказал Раш. – Граф должен был находиться на работе.
– Я специализируюсь по вопросам информации, – ответил Конуэй. – Иногда из нее получаются неплохие сенсации.
– Кроме того, вы, очевидно, специализируетесь по шпионажу на большевиков, – огрызнулся Раш.
Конуэй засмеялся.
– Разве вы не шпион? – настаивал немец.
– Ох уж эти сплетни. Еще про меня болтают, что я работаю на американцев. Судя по всему, ваши ребята видели меня в советском посольстве, так?
Раш спросил:
– Вы отвезете меня к графу?
– Да. Но сначала выслушаю ваш рассказ.
На самом деле Раш довольно много знал о покушении на Гитлера в Растенбурге, а также о последовавших за этим репрессиях. Большую часть подробностей он утаил, а взамен сочинил специально для Конуэя всякие драматические эпизоды – например, про прекрасную белокурую графиню, отправившуюся вместе со своим возлюбленным на виселицу.
Конуэй слушал, затаив дыхание. Глаза его жадно сверкали, перо скользило по бумаге.
– Отлично, – повторял он. – Великолепно!
Раш подумал, что у журналистов хлеб очень легкий.
– Вот и все, что мне известно, – подытожил он.
Конуэй задал ему кое-какие вопросы, и Раш ответил на них. Теперь можно было отправляться в путь.
Конечно, Конуэй мог обмануть немца – назвать ему какой-нибудь липовый адрес, дать деньги на такси и распрощаться в освещенном, безопасном вестибюле, где вокруг полно народу. Но ирландец, повинуясь все тому же голосу инстинкта, подсказавшему ему еще в аэропорту, что немец – человек непростой, решил сдержать слово. К шестому чувству примешивались и логические соображения. Если Бернадотт не личный знакомый Раша, значит, эсэсовец послан к нему с чем-то важным. Не похож был граф на человека, принимающего малозначительные послания от беглых фашистов. В последний раз Конуэй видел Бернадотта на пресс-конференции, и аристократ смотрелся весьма внушительно. Конечно, граф был гуманистом, но в то же время опытным дипломатом, прирожденным аристократом и большим снобом. Конуэй готов был поклясться, что ночной визитер получит от ворот поворот.
Адреса Фольке Бернадотта в телефонной книге не было, но в пресс-зале найти координаты резиденции графа оказалось нетрудно. Конуэй и Раш потихоньку выскользнули из отеля через летнюю веранду, пустовавшую в зимнее время, немного прошли по улице и вскоре поймали такси – им повезло.
Машина мчалась по ночному Стокгольму, компаньоны сидели на заднем сиденье молча. Два раза Раш оглядывался назад и на вопросительный взгляд Конуэя отрицательно качал головой. Нет, слежки не было. Как-то слишком легко все получилось. Правда, возле дома Бернадотта в подворотне маячила какая-то фигура. Трудно сказать, кто это был – гестаповец, сотрудник шведской службы безопасности или обычный полицейский. Так или иначе при таком свидетеле идти к парадному входу не следовало.
– Остановите у какого-нибудь телефона-автомата, – сказал Конуэй шоферу.
Надо было позвонить еще из отеля, но Раш упрямился, хотел предстать перед графом самым драматическим образом – неожиданно, без звонка.
Немец не пустил Конуэя в телефонную будку – заставил ждать снаружи. Только попросил мелочь и запер за собой дверь. Несколько секунд Конуэй топтался на холоде, пытаясь подслушать, что будет говорить немец. Но слышно не было, и ирландец, вздохнув, вернулся в такси.
Разговор получился недолгий, и выражение лица у Раша, когда он присоединился к ирландцу, было довольно кислое. Все было ясно без слов, но Конуэй не удержался от ехидного вопроса:
– Надеюсь, граф безумно обрадовался.
– Мне сказали, что он в отъезде.
– Так всегда говорят, – заметил Конуэй, руководствуясь собственным опытом. – Они сказали, куда он уехал?
