пробормотал стандартное напутствие:
— Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Противостойте ему твердою верою, зная, что та-кия же страдания случаются и с братьями вашими в мире.
«Как божественно устроен рай, — подумал Макслотер, собираясь направиться в отведенные ему скромные апартаменты. — И здесь есть свои сыщики и следователи. На этом свете определенно можно жить».
Но тут мозг американца просверлила другая, менее радостная мысль: «А вдруг райский департамент придерется к какой-нибудь пикантной детали в моей биографии? Они здесь все знают, от них ничего не скроешь. Вспомнят о шестизначном чеке, врученном мне лоббистом авиационной корпорации, или о доме свиданий под Вашингтоном. Ох, уж эти шалости юношеских и зрелых лет…»
Чувство уверенности стало быстро покидать Макслотера. Нет, он не мог уйти, не выяснив все до конца.
Вновь обратившись к апостолу, американец спросил упавшим голосом:
— А что будет, если…
И замолчал, не закончив фразы: язык отказывался произносить вслух ужасное предположение.
Не нужно было обладать даром чтения мыслей на расстоянии, чтобы понять, о чем беспокоится пришелец с Земли.
— Если наш департамент откажет вам в визе, — разъяснил апостол, — вы будете высланы отсюда.
— Выслан? Но куда же?
Святой Петр был обезоружен святой простотой но-вичка-иммигранта.
— Как куда? — проговорил он, отдышавшись от смеха. — Ну конечно же, во владения дьявола, то бишь в ад! Туда, где отвергнутых нами просителей очень аппетитно поджаривают на сковороде. Уверяю вас, Генри, высылка отсюда еще никого не приводила, а восторг.
Наступила неловкая пауза. Петр несколько смутился, рассудив, что его острота пришлась не совсем к месту. А новичок уже мысленно прощался с райскими кущами, где он не успел отведать ни одного даже самого плохонького плода.
Но надо отдать ему справедливость: Макслотер был не из робкого десятка. Он не собирался без борьбы вылететь к черту на рога и стал судорожно выискивать пути к спасению.
— Я хочу заявить со всей решительностью, — начал он, — что отказываюсь подвергаться какому- либо расследованию со стороны любой организации, члены которой могут оказаться совершенно некомпетентными для вынесения мне приговора.
Такая неслыханная дерзость буквально потрясла растерявшегося апостола.
— Мой дор-рог-гой Макс-слотер, — проговорил он, заикаясь, — неужели вы ставите под сомнение честность уважаемых членов постоянной комиссии по делам иммигрантов?
Американец понял, что наступил решающий момент его битвы за рай. Надо дожать старикашку во что бы то ни стало, заставить его показать список членов комиссии и отвести наиболее опасных из них. А если — дай-то бог! — удастся найти среди них своих единомышленников, тогда тем более не все потеряно, тогда еще поборемся!
— Я ничего не утверждаю, сэр, — сухо сказал Макслотер. — Тем более я не имею принципиальных возражений против проверки моей биографии. Наоборот, я всячески приветствую такое расследование и считаю его вполне уместным и закономерным в отношении каждого иммигранта, прибывающего в этот прекрасный привилегированный мир.
Американец взглянул на апостола и увидел, что тот согласно кивает головой.
— Но…
Апостол насторожился.
— …Вы не можете отказать мне в праве лично убедиться в компетентности органа, определяющего мою судьбу.
Петр пытался что-то возразить, но Макслотер не позволил ему этого сделать.
— Если вы представите мне список лиц, заседающих в этом трибунале… э… я хочу сказать — в комиссии, я сообщу вам свое мнение о каждом из них. Таким путем мы сможем определить состав вашей комиссии, которая будет разбирать мое дело.
Апостол Петр был ошеломлен нахальством пришельца, явившегося в чужой монастырь со своим уставом.
— Не злите меня, Макслотер, — зашипел он. — Не восстанавливайте меня против себя. Вы не можете избирать орган, который собирается проверять вас. Это неслыханно! Вы — новичок, находитесь тут каких- нибудь два часа, а уже вздумали перевернуть все по-своему.
— Я понял вас, сэр, — Масклотер был вежлив, но настойчив. — Уверяю вас, я не имею никакого желания нарушать установленный порядок работы постоянной комиссии. Мое ходатайство имеет своей целью лишь гарантировать честную игру и справедливость.
— Вы забываете, где находитесь! — выкрикнул возмущенный апостол.
Американец не обратил ни малейшего внимания на реплику и продолжал развивать свою аргументацию:
— При этом я не пытаюсь оказывать никакого давления ни на вас, ни на членов вашей уважаемой комиссии. Но должен заметить, что ваш отказ даже рассмотреть мое ходатайство наводит на мысль, что безупречность и объективность некоторых членов комиссии может быть подвергнута сомнению.
Переспорить Масклотера еще на Земле никому не удавалось. Петр знал об этом. Поэтому он в сердцах сплюнул, мысленно чертыхнулся, а вслух произнес:
— Идите в свою палатку. Мой посыльный, архангел Михаил, принесет вам список членов постоянной комиссии.
Масклотер торжествовал: победа склонялась на его сторону.
3
НЕБЕСНАЯ ПАЛАТКА внешне мало чем отличалась от аналогичного сооружения земных охотников и рыболовов. Зато внутри она оказалась просторной и светлой — солнечные лучи беспрепятственно проходили сквозь стены; Пол был покрыт толстым пушистым ковром, располагавшим к неге и безделью.
Новый жилец этого райского отеля не замедлил плюхнуться на ковер. Его мысли были устремлены в од ном направлении: как с честью выйти из аварийной ситуации. Со страхом думал он о том, что здешний департамент расследований наверняка нашпигован идеальными типажами, сошедшими со страниц «Жития святых», и замена одного святого на другого лишь подтвердит известную истину: хрен редьки не слаще.
Размышления новосела были прерваны какой-то возней у входа в палатку. Затем внутрь просунулась голова гладко выбритого человека, пахнувшего дешевым одеколоном. Его тонкое аскетическое лицо было украшено небольшим трамплином — носом с горбинкой — и ямочкой на подбородке. Он попросил разрешения войти, но вошел не один, а в сопровождении трех мужчин. Они так не походили друг на друга, что было совершенно очевидно: их собрали из разных стран и эпох.
Сухощавый мужчина-аскет, чью дамскую шевелюру прикрывал берет, украшенный драгоценностями, вежливо извинился за неожиданное вторжение, вызванное, по его словам, крайне неотложным делом.
— Но сначала разрешите представиться, монсиньор. Меня зовут Никколо ди Бернардо Макиавелли.
— Как же, как же, — моментально оживился Макслотер, — много слышал о вас. Ведь это вы дали миру великолепную теорию абсолютной, ничем не ограниченной власти государя, вы учили в борьбе за власть не брезговать никакими методами, вплоть до подкупов, предательств и убийств. Это вам принадлежат бессмертные слова: «Политика не имеет никакого отношения к морали».
