то взгляд на затылке.
Обернувшись, опять увидел человека с вороватыми глазами, тот плелся за ним.
«Что ему от меня надо, где я, там и он», — подумал Сакен и повернул в сторону книжного магазина. Купив какую-то мелочь, он не решился идти дальше, а направился обратно к общежитию. «Какие нехорошие глаза, может быть, какой-нибудь ворюга», — подумал Сакен.
Всю эту долгую зиму Сакен никуда не ходил. Только в семинарию и обратно в общежитие. Он заметно пополнил пробелы своего образования и особенно в литературе. Забыл он и о человеке-тени. И, уж конечно, не подозревал, что его письмо к Такаю попало в руки полиции.
А между тем помощник начальника жандармского управления Оренбургской губернии по Троицкому и Верхнеуральскому уездам ротмистр Кучин 18 ноября 1913 года направил в Омское жандармское управление особо секретное и совершенно срочное донесение за номером 735, в котором писал: «Препровождая при сем открытое письмо на татарском языке из г. Омска по адресу г. С.-Петербург, 10, Рождественская № 13 дома 31 Таж-Мухамеду Джакенову, прошу экстренного распоряжения Вашего о переводе содержания этого письма и препровождении мне. Письмо это обнаружено было но моему требованию у Бирского мещанина Ермолая Степановича Михалева, заподозренного мною в передаче своего паспорта бежавшему из городской Красноярской тюрьмы 17 января 1906 года Вер Захару Евшумяцкому (Шумяцкому), проживавшему по паспорту означенного Михалева в г. Киеве во время кооперативного съезда в августе месяце с. г. Вместе с переводом и установкой автора письма прошу препроводить мне справку о политической благонадежности автора письма».
«Просьбу» ротмистра Кучина выполнял тот человек с вороватыми глазами. Он, чтобы выяснить содержание письма, вначале обратился к главному имаму казахско-татарской мечети — Шаймердену Альжанову. Имам перевел письмо на русский язык и объяснил, что здесь, кроме здравствуй и до свидания, ничего нет, но сам для себя запомнил имя — Садуакас Сейфуллин. 25 ноября в Троицк пошел ответ:
«Препровождаю протокол, составленный мною по осмотру через переводчика открытого письма на татарском языке, отправленного из Омска 30 сентября с. г. в Петербург на имя Таж-Мухамеда Джакенова.
Письмо это ничего интересного не представляет. Автором его является Сад (Сагид) Вакас Сейфуллинович Сейфуллин, потомственный почетный гражданин, 18 лет, Киргиз, ученик Омской учительской семинарии, проживает по удостоверению, выданному Нильдинским волостным правлением Акмолинского уезда, а вышеозначенный Джакенов, его товарищ, — тоже киргиз Нильдинской вол. Акмолинского уезда, 16 лет, выехавший отсюда для дальнейшего образования в Петербург. 25 августа 1913 г.
Сейфуллин и Джакенов ни в чем предосудительном не замечались, и политическая их благонадежность сомнений не возбуждает».
Но это письмо Саксна не исчезло бесследно. И клубок продолжал наматываться. По-видимому, не без помощи учителя по ручному труду Генриха Ивановича Томпа. Во всяком случае, учившиеся с Сакеном в семинарии Венедикт и Александр Ивановы утверждают, что Томп подслушивал разговоры семинаристов, шпионил за ними.
Весною 1914 года состоялся курбан айт (религиозный праздник). Семинаристам-мусульманам в этот день был дан отгул. Они сидели в общежитии и не знали, куда бы направиться.
Турганбек Байлин предложил:
— Пойдемте на айт.
Старшеклассники Ныгымет Нурмаков, Ахмет Баржаксин, Магжан Жумабаев с подготовительного, а также сокурсники Турганбек и Сакен, разрядившись в пух и прах, направились в мечеть.
Мусульмане уже расходились с намаза. Но возле мечети оказалось много учащихся казахов из других учебных заведений Омска. Ныгымет и его друзья тут же познакомили Сакена с коллегами.
Последним из мечети вышел человек лет около тридцати. Магжан подошел к нему и по-мусульмански поприветствовал его.
Пожимая руки молодым шумливым шакиртам, имам Шаймерден Альжанов лукаво спросил:
— Почувствовали свободу и наконец-то нашли дорогу и в нашу сторону?
Сакена удивило такое простое обращение человека, у которого на устах всегда должно быть слово «аллах».
— Кроме Магжана, все вы и не мусульмане и не кафиры.[11] В семинарии, выдавая себя за мусульман, пропускаете мимо ушей шаригаты Гайсы.[12] Но в мечеть слушать наставления Мухаммеда не ходите. Кто же вы все-таки? Выходит, что всех вас надо будет по одиночке пропустить через пороги «медресе Галии»[13] в Уфе?
Более опытные шакиры стояли и улыбались, а новички не знали, что ответить. А ведь и правда, кто они на самом деле?
— Многих узнаю, а этот мальчик кто будет? — Шаймерден указал на Сакена.
— Сакен Сейфуллин, в семинарию поступил в этом году.
— Кто, говоришь? Имя — казахское, а фамилия — татарская, — переспросил имам.
— Настоящее мое имя — Садуакас, из волости Нильди, что в Акмоле, — поправился Сакен.
— Не ты ли писал в недавний номер «Айкапа» об Омской фельдшерской школе?
Товарищи с удивлением посмотрели на Сакена. Но ему неизвестно было — напечатана его статья или нет. И спросить у самого имама неудобно. Лучше уж отмолчаться, чтобы не оказаться в неудобном положении.
Пока Сакен был занят своими мыслями, имам спросил у Турганбека Байлина:
— А ты из каких краев?
Поведение имама окончательно сбило с толку Сакена. Обычно имамы, муллы указывали на кого- нибудь подбородком, а этот, как аульный казах, пальцем тычет…
— Раз вам нет дела до религии, значит, нужно просто развлечься. Не так давно я смотрел представление татар. Ничего плохого нет, если увлекаешься прекрасным. Вы сами, наверное, тоже смотрели? Много казахов работает на железной дороге и в затоне. Почему бы и вам не организовать для них концерт? Разве не найдется среди вас певцов, домбристов?!
— Ведь мы не знаем даже, с чего начать, — ответил было Сакен.
— А что же ты думаешь, люди с пеленок все знают? Лучше признайтесь, что нет у вас желания и нет у вас единства. Вместо того чтобы строить отдельные шалаши, не лучше ли веем вместе поставить один большой дом? Здесь, в Омске, вас, казахских джигитов, более ста, — сказал Шаймерден и, не попрощавшись, ушел.
Сакен все раздумывал над словами имама. Странный все же этот имам. Ведь обычно из уст человека религии никогда не услышишь ничего обыденного, житейского, а лишь: «В коране сказано так, в аят- хадисе[14] говорится этак».
Сакен держал путь на базар. Туда приходили все шакирты в свободное от занятий время. Посмотреть, не приехал ли кто из аула. Полакомиться. Покупали вареное мясо, а то и свежее. Иногда даже целого барана в складчину. Потом шли к знакомому готовить мясо по-казахски.
Сакен поравнялся с Ныгыметом Нурмаковым. Отправились дальше вместе. Прошли по центру базара, подошли к мясному прилавку — никого нигде. Повернули в ту сторону, где обычно продают живой скот. Увидели: группа шакиртов толкует о чем-то между собой. Похоже, не могут решить, как поступить. Они тоже увидели Сакена и Ныгымета, обрадовались. Стали звать к себе.
Чернявый джигит объяснил Ныгымету суть дела:
— Хорошо, что вы подошли. Жирное нам не по карману, а тощее не устраивает. Вносите свои доли, есть куда пойти, — сказал и протянул руку.
— Ну что же, — согласились друзья.
Теперь предстояло не менее важное дело — выторговать приглянувшегося барана. Как по команде, окружили джигиты со всех сторон стоявшего с краю торговца. Собрались здесь и те, кто хотел посмотреть,
