— Не плачь, дорогой, — она чмокнула меня в щеку и протянула салфетку. — Журналисту полезно изучить места заключения изнутри. Так сказать, на собственной шкуре познать все тягости тюремного бытия! Я давно мечтала попасть за решетку, чтобы познать арестантский мир, но мне не везло.
— Ты считаешь, что мне повезло? — хрипел я.
— Эльза, — раздался голос Карла. — Ты видишь, что он в полуобморочном состоянии. Оставь его в покое.
Мне действительно было плохо: голова раскалывалась, перед глазами проплывали круги, глаза слезились, губы дрожали. Временами мне и в самом деле казалось, что черепная коробка вот-вот треснет. Карл шагнул к столу, налил минералку и протянул мне стакан. Я залпом осушил содержимое, глубоко вздохнул и проговорил дрожащим голосом:
— Значит, я не виноват.
— Разумеется, дорогой! — воскликнула Эльза и повернулась к Карлу. — Пусть инспектор подтвердит, что наш коллега не имеет никакого отношения к убийству. Пусть подтвердит, что с него снимаются все подозрения и он свободен.
Инспектор слушал взволнованный монолог, слегка кивал головой и отвечал лениво, как бы нехотя. Потом сел в кресло напротив меня, но смотрел не на меня, а куда-то в сторону, словно где-то там, в стороне, стоит невидимый оппонент, с которым он продолжает мысленно советоваться. Потом молча поднялся и подошел к окну. Видимо, окно было его любимым местом в кабинете. В голубых глазах сквозила пустота и полное безразличие к моей судьбе.
Я направлялся в университетскую больницу Худдинга в надежде побеседовать с профессором Бо Бризмаром. Именно он в эти трагические дни возглавил Центр спасения, куда доставлялись пассажиры и члены экипажа парома «Эстония». Именно здесь их допрашивали и составлялись протокольные записи. Именно сюда привезли сестер Вейде.
Что я знал о профессоре Бризмаре? В Швеции он считался одним из самых крупных экспертов, связанных с чрезвычайными происшествиями. Его научные труды были посвящены и аварии на Чернобыльской атомной станции, и другим ЧП европейского масштаба. Он слыл известным ученым, обладал великолепной памятью, когда говорил о крупных катастрофах, но проявлял редкую забывчивость, когда речь шла о гибели парома «Эстония».
— Господин Бризмар, вы помните симпатичных сестер-близнецов Вейде, которых привезли в вашу больницу спасатели?
— Там было множество народа, и царил такой хаос…
— Спаслось-то всего лишь 127 пассажиров, и большинство из них оказались в финских клиниках. В вашу больницу поступило не так много спасенных. А вот погибло очень много — 852 человека!
— Это ужасно, — скорчив трагическую мину, соглашается профессор.
— Родители Вейде обратились в ваш центр по поводу своих дочерей, и старшая медсестра уверенно сообщила, что сестры живы и здоровы и сейчас с ними беседуют представители Центра спасения. А потом оказалось, что их фамилии из списка спасенных исчезли. Девушки лежали в палате, им давали лекарства, с ними беседовали врачи и санитарки. И вдруг весь медперсонал больницы вычеркнул их из своей памяти?
— Это было время хаоса, — повторил профессор, — но уверяю вас, ложная информация из центра не распространялась. Если официально сообщили, что их не было в нашей больнице — значит, не было! Извините, — неожиданно заторопился он, — меня ждут пациенты.
ТАЛЛИН. ОКТЯБРЬ 1994 года. ИГОРЬ КРИСТАПОВИЧ
Он видел на телеэкране трагические фрагменты катастрофы и не верил своим глазам. В сводках новостей мелькали изнуренные лица спасенных пассажиров, трупы, выуженные из воды и завернутые в брезент…
Шведский премьер-министр Карл Бильдт в интервью корреспонденту теленовостей официально заявил, что паром утонул по техническим причинам. Игорь не верил его словам, ибо догадывался об истинной причине гибели судна. Да что догадывался — точно знал!
Жаркой волной хлынула разноголосица версий. Майор на связь не выходил. Своего телефона он не оставил, пообещав, что сам будет звонить. Сергей Петров тоже молчал. Скорее всего, он утонул. Получается, что вся тщательно подготовленная операция закончилась грандиозным провалом! А это означает гибель для всех действующих лиц провального спектакля, в том числе и для него. Те, кто совершили акт преступления, будут убирать всех свидетелей — таков закон криминального мира и государственных секретных служб.
Ночи превратились в кошмар. Утром ему стоило больших трудов, чтобы привести себя в порядок, прежде чем отправиться на службу. Там он пытался обрести спокойствие — аккуратно выполнял свои служебные обязанности, непринужденно болтал с друзьями. Только внутри ни на секунду не утихала буря. Буря, вызванная то ли моральной ответственностью за погибшие души, то ли страхом за собственную жизнь.
В тот ноябрьский вечер погода стояла слякотная — дул ветер с моря, и струи дождя били совсем косо, штрихуя тонкими линиями серое небо. Игорь сел в машину и включил фары. Сноп света вырвал из мглы купол черного зонтика, из-под которого выплыло лицо майора. И не в воображении, не в полудреме, а наяву, при ярком свете автомобильных фар. Гость глазами показал на дверцу салона, которую Игорь поспешно открыл. Майор опустился на сиденье, аккуратно скрутил мокрый зонтик, положил под ноги и внимательно посмотрел на бывшего коллегу. Игорь сразу же отметил плохой вид россиянина: лицо иссиня- бледное, в запавших глазах какая-то дымка, уголки губ подрагивали.
— Что случилось на пароме? — глухо заговорил он.
— Я хочу переадресовать этот вопрос тебе, — ответил Игорь.
— Да-а-а… — отозвался гость ничего не значащим междометием.
— Вся беда в том, — подчеркнул Игорь, — что с тобой не было связи. У меня скопилось много важной информации, но я, к сожалению, не мог ее тебе передать.
— Ты знаешь, — выдавил майор, — что телефонные разговоры людей, мне подобных, в России прослушиваются.
— На пароме был мой агент. Я уже до катастрофы знал о том, что судно заминировано.
— Быть этого не может! — прошептал майор.
— Может, — резюмировал Кристапович. — У меня была информация, что какие-то люди перед отправкой побывали на пароме. И весьма крупные государственные чины Эстонии помогли чужакам пробраться на судно. Что они там делали — вопрос. Впрочем, события показали, что они там времени зря не тратили.
— Сведения от верных людей?
— Мне об этом сообщил таможенник в день отбытия парома. И мой человек, который следовал этим рейсом, подтвердил по мобильному телефону с борта судна о заложенной там взрывчатке.
— Возможно, генералы перестраховались, решив в случае провала спрятать концы в воду?
— Это могли сделать и люди покупателя.
— Может, и так, — выдохнул майор и добавил. — Скажу лишь одно — мои сотрудники этого не делали. Моих людей попросту на судне не было. Согласись, глупо посылать на дно груз, стоящий… — Он не договорил и махнул рукой.
— Судя по всему, на пароме орудовала целая группа боевиков, вооруженная и хорошо подготовленная. Это были профессионалы, и общались они между собой на английском языке.
— Откуда у тебя такие сведения? — майор сдвинул брови.
— От моего агента. Больше того, на пароме заранее была приготовлена моторная лодка, на которой они скрылись.
— Топить груз, стоящий миллионы баксов, — нонсенс! Зачем они это сделали?
