Что-нибудь просить будет.

– Мне чужих владений не жалко.

– Я подумала о нашем с тобой сыне…

– Рановато думаешь. Улус я дал только Джучи. Я завоюю владения для всех моих сыновей. Кулкан не будет обижен. Ты не любишь Джучи – почему?

– Потому, что он не любит тебя.

Хан промолчал. Говорить об этом даже с Хулан не хотелось.

Глава 4

Отрарский наиб Гайир-хан был молод. Лишь недавно бородка подчернила его скулы, еще не отвердевшие, юношески округлые. И как он ни старался показать себя перед Караджи-ханом суровым воином и мудрым правителем – не выходило, забываясь, мог залиться веселым, безудержным смехом, что, конечно же, не приличествовало наместнику шаха. Правда, морщинистое, скуластое лицо Караджи-хана не побуждало к веселью. Гайир-хан догадывался, о чем думает эмир. Он думает: «Наиб, правитель осажденного города… Ну какой это наиб и правитель! Быть бы ему висак-баши[58], а не правителем». Но Гайир-хана все это печалило мало. Пусть Караджи-хан думает, что хочет, вслух своих мыслей он никогда не выскажет. Тень великой родственницы надежно прикрывает Гайир-хана от злословия. И весело-то ему было оттого, что Караджи-хан служил шаху до морщин, до серебра в бороде, а ничего хорошего не выслужил и в последнее время стал прислоняться к тем, кто поддерживал Теркен-хатун. Вот за это шах и толкнул его в Отрар. От этого, должно быть, число морщин на лице эмира сразу удвоилось. Тут не хочешь, да засмеешься.

Гайир-хан угощал эмира в покоях старинного дворца. На дастархане были мягкие лепешки, рыбий балык, жареное мясо, всякие приправы, изюм, виноград, яблоки, ядра орехов – всего вдоволь. А Караджи-хан жевал лениво, нехотя. Посмеиваясь про себя, Гайир-хан спросил:

– Может, позвать танцовщиц?

– В такое-то время? – Караджи-хан вскинул на него хмурый взгляд, осуждающе покачал головой. – Не увеселять себя надо, а молиться всевышнему… – Помолчав, добавил:

– Тебе – больше других. Побил купцов и вовлек нас в пучину гибели.

– Купцов? О нет, достойный! Ты пригласил гостя в дом, а он заглядывает туда, куда постороннему смотреть воспрещено, хватает тебя за бороду, – гость ли это?

– Аллах великий, помоги нам выбраться на берег безопасности… И зачем я пришел сюда!

– Величайший не оставит нас в беде. Он приведет войско.

– Пусть аллах услышит твои слова! Мне нельзя было идти сюда. В Гургандже и дом, и дочь свою единственную оставил на гулямов. Если со мной что-нибудь случится, кто позаботится о ней?

– Ее зовут Фатима?

– Фатима. А что?

Фатиму Гайир-хан видел раза два перед своим отъездом в Отрар. Она удивила его тем, что была не похожа на своих сверстниц, любительниц хихикать, пряча лицо под покрывалом. Такими были все сестры Гайир-хана. А Фатима… Ее взгляд как бы отстранял человека, отодвигал его на расстояние. Она была недоступна. Может быть, поэтому и запомнилась.

– Этот дом пуст, – Гайир-хан повел рукой вокруг себя, – в нем нет хозяйки.

– Дочь у меня хороша. – Морщины на лице Караджи-хана расправились. Аллах не наделил сыновьями. Одна она у меня. Все ей достанется. А я не бедняк. И род мой знатен.

«Ах ты, старый мерин!» – весело подумал Гайир-хан, вслух же сказал:

– И я не беден. И род мой – тебе ли говорить – один из самых знатных.

– Может быть, мы породнимся, – важничая, сказал Караджи-хан. – Я подумаю.

Гайир-хан еле сдержал смех. Эмир – медный дерхем, а хочет казаться золотым полновесным динаром. Долго жил, а ума не нажил.

Слуги принесли кувшин с водой. Омыв руки, эмиры вышли из дворца.

Толстые стены внутреннего укрепления, сбитые из глины, смешанной с скатанными речными камнями, возвышались над черепичной дворцовой крышей. У стен лежали мешки с мукой и зерном, укрытые полосами ткани. Гайир-хан успел свезти урожай со всей округи. Зернохранилища были забиты до отказа.

Голод не грозит осажденным. Они могут сидеть за стенами и полгода, и год до тех пор, пока у неверных не истощится терпение и они не уберутся в свои степи или пока их не отгонит шах.

Перед эмирами распахнулись тяжелые, окованные железом ворота, и они выехали в город. В Отрар стеклось много народу. Расположились, кто где мог. На площадях, в переулках стояли палатки, шалаши, телеги, кучами лежали узлы, и по ним ползали дети. Тут же горели огни, женщины пекли лепешки, варили рис с бараниной. Синий чад плыл в небо.

У городской стены спешились. По крутой, с истертыми ступенями лестнице Гайир-хан взбежал вверх. Следом, пыхтя и отдуваясь, взобрался Караджи-хан. За стеной, на серой равнине, изрезанной желтыми полосами жнивья, вольно раскинулся стан врагов.

– Сколько же их, проклятых! – сдавленно проговорил Караджи-хан, вытягивая жилистую шею.

Один из воинов потянул его за рукав.

– Осторожней. Они хорошо стреляют.

Редкие всадники крутились возле стен, иногда подскакивали совсем близко, что-то выкрикивали, выпускали одну-две стрелы и, уворачиваясь от ответных стрел, убегали. Воины Гайир-хана беззлобно ругались. Караджи-хан, благоразумно присев за зубец стены, пробормотал:

Вы читаете Гонители
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату