Когда Писарро в критический момент призывал испанцев ожесточить сердца, он еще сам не понимал, какого демона выпускает на свободу. Теперь они охотились на индейцев, как на диких зверей, затравливая их собаками, сжигая десятками, а то и сотнями, на общих кострах. Затем они начали истреблять друг друга. Высокомерный Эрнандо Писарро, брат Франсиско, казнил престарелого Диего де Альмагро — верного товарища их командира. Сын Альмагро отомстил, убив сначала Мартина Писарро, а затем и самого Франсиско. После чего погиб от рук конкистадоров… — Все же было что-то общее в судьбах Атавальпы, продержавшегося на троне всего один год, и Франсиско Писарро, который в последние годы носил титул маркиза де Атавилос. Титул почти полностью, только на испанский лад, повторял имя последнего самозваного Инки. Печальны судьбы этих двух людей, и, возможно, они встретятся в ином мире, но вряд ли это будет Рай…
КОНЕЦ И… НАЧАЛО
Вот уже который день Гарсиласо Инка де ла Вега рассказывал деревенским ребятишкам о древней и совсем недавней истории. Дети, когда возвращались домой, рассказывали родителям об услышанном и, конечно, многое привирали. По селению поползли слухи… Однажды сеньора Исабель, мать Марии, устроившись под самым окном Гарсиласо, принялась жаловаться подруге: — Даже не знаю, но, послушать его, так эти дикари-индейцы чуть ли не святые, а испанцы — настоящие изверги. Ну, вы можете себе это представить?!
— Кошмар, просто кошмар! — несколько деланно возмущалась подруга. — И куда только смотрит святая инквизиция?
Утром он, по уже выработавшейся в последнее время привычке, встал пораньше, умылся, позавтракал. И стал гадать, когда в дверь начнут протискиваться один за другим: Педро, Санчо, Мария и остальные. Но, вспомнив разговор женщин, понял, что уже никто к нему не придет — ребят просто не пустят родители. Он опустил голову на руки и тяжело задумался, но тут что-то случилось — вроде солнечный зайчик пробежал по его лицу. Гарсиласо поднял глаза.
В косом луче солнца, падавшем из полуприкрытого окна, проступила фигура Манко Капака — сначала полупрозрачная, а затем вполне зримая. Предок нежно улыбался капитану, как может улыбаться только отец своему маленькому и неразумному сыну.
Гарсиласо протянул к нему руки и воскликнул:
— Инка! Все — зря! Я рассказывал детям о Тауантинсуйу, но сумел так мало! Мой рассказ все равно что самая малая из песчинок в пустыне невежества! Сегодня они пытаются подражать Вира-коче, а через неделю-другую станут «тореадорами», «конкистадорами» и еще бог знает кем…
Манко Капак, продолжая улыбаться, ответил на его сомнения:
— Ни одно доброе дело не пропадает зря. Зерно маиса, опущенное в землю, обязательно взойдет и в положенный срок даст жизнь новым зернам. Так пустыня становится плодородным полем.
И, видя, что капитан собирается сказать что-то еще, остановил его движением руки:
— Ты рассказывал и многое вспомнил. Я немного помогал тебе. В тебе говорила кровь инков — кровь твоей матери. Звучал и голос отца, чье имя ты принял… Сын сыновей моих! Мне открыто как прошедшее, так и будущее, и потому мне ведомо, что в твоем испанском роду были не только воины, но и поэты. Их талант, их опыт поможет тебе: отныне ты должен описать историю Тауантинсуйу — от начала и до сегодняшнего дня…
— Инка, но по силам ли мне такой труд? То, что я поведал детям, не идет ни в какое сравнение с тем, что ты приказываешь мне сделать сейчас! — почти испугался Гарсиласо.
— Да, труд твой потребует немало сил и времени. Но именно он заполнит ту пустоту, которую я вижу в твоей душе. Скажу тебе также, что книга, написанная тобой, будет издана лишь после твоей кончины, когда ты, оставив землю, придешь ко мне в обитель Отца нашего Солнца. Если ты впадешь в отчаяние, то все деяния наших славных королей, изобретения ученых, мастерство строителей — все развеется, как дым. Подумай об этом и ужаснись, сын сыновей моих!
— Да, я понимаю, — кивнул капитан. — Но, Инка, это так трудно!
— Я помогу тебе, я всегда буду рядом, даже если ты больше не сможешь увидеть меня и поговорить… При этих словах силуэт Манко Капака стал прозрачным, а затем исчез. Но еще долго слышался голос первого Инки, который пел старую как мир колыбельную:
И совсем уж издалека едва слышно — долетели последние слова:
Гарсиласо еще долго сидел, устремив взгляд вдаль. Затем взял лист пергамента и, расправив его ладонями, обмакнув перо в чернила, вывел большими буквами: «Первая часть подлинных комментариев, рассказывающих о происхождении Инков, которые были королями…» Отложив первый лист, он взял
