Под прицелом этих глазты застыл один — в крови.Вот примерно так у насобъясняются в любви.
1997
, * * *Твой телефон на сердце моемВыжжен. И все. И не будем о нем.Будет хирург мое сердце вертеть,Долго звонить он не будет хотеть,Долго, шнура распуская витки,Долгие будет он слушать гудки,И наконец-то в уставшие ушиВыдохнет худенький голос старуший:— Слушаю.— Умер товарищ один. Думали, можетРодным сообщим.— А у меня-то и нет никого,Поумирали. Ну, ничего.… Пальцем хирург мое веко поднял,— Карие, — сухо он в трубку сказал.— Может, и знала когда-то его.— Что ж, извините.— Ну, ничего.
1978
, АМФОРАСтав на колени, словно пить хотел,У выхода античной анфилады,Черпал ладонью пепел и гляделНа глиняное сердце винограда.Есть нестерпимый зуд припоминанья,Когда застыл в предчувствии вины,Но слышен только гул из глубиныБездонного и зыбкого сознанья.Там что-то с совестью.Я был бесчеловечен.Забытая — я знал, что это ты,Когда поднял за худенькие плечиК своим губам и отпил пустоты.
1982
, * * *Есть великие боги, к которым взывает полмира,Есть старые мудрые боги, которым молятся целые континенты.Есть боги, которым поклоняются великие страны,Есть боги, которым подносят дары маленькие деревеньки.Есть бог, в которого верили только двое,А теперь один.