Костер приподнял свои пестрые пики, А дым потянулся к отверстию в крыше. По глине забегали алые блики, И хижина стала просторней и выше. В ней было высоко и пусто, как в храме, Потрескивал хворост, и стало так тихо, Что слышалось слабое эхо дыханий, И сердцебиений неразбериха. Для хижины этой двоих было мало Она постоянно жила искушеньем Вместить целый род Ей сейчас не хватало Старух и детей, суеты, копошенья… И каждый из нас вдруг почувствовал кожей Старинного быта незримые путы, И все это было уже не похоже На то, как мы жили до этой минуты. Недолго вечернее длилось затишье — Все небо, бескрайнюю дельту и хутор Высокая круглая мощная крыша Вбирала воронкой, вещала, как рупор. На глиняном ложе снимая одежды, Мы даже забыли на миг друг о друге, И чувства, еще не знакомые прежде, Читал я в растерянном взгляде подруги. И ночью, когда мы привыкли к звучанью Цикадных хоров и хоров соловьиных, Мы счастливы были такою печалью, Какую узнаешь лишь здесь, на руинах. 3. «Родная, ведь скоро мы станем с тобою — Легчайшего праха мельчайшие крохи — Простою прослойкой культурного слоя Такого-то века, такой-то эпохи». «Любимый, не надо, все мысли об этом Всегда лишь болезненны и бесполезны. И так я сейчас, этим взбалмошным летом, Все время, как будто на краешке бездны.» «Родная…»В распахнутом взоре незрячем Удвоенный отсвет небесной пучины, «Родная…»Ее поцелуи и плачи Уже от отчаянья неотличимы. Мы были уже возле самого края, И жить оставалось ничтожную малость. Стучали сердца, все вокруг заглушая, И время свистело, а ночь не кончалась. Казалось, что небо над нами смеется И смотрит в дыру, предвкушая возмездье. И в этом зрачке, в этом черном колодце Мерцали и медленно плыли созвездья. И мы понимали, сплетаясь в объятьях, Сливаясь в признаньях нелепых и нежных, Всю временность глиняных этих кроватей И всю безнадежность объятий железных. 5. Нам счастье казалось уже невозможным, Но что-то случилось — тревога угасла, И мы с тобой были уже не похожи На тех, кем мы были до этого часа. Пока ты разгадку в созвездьях искала Слепыми от чувств и раздумий глазами, Разгадка вослед за слезой ускользала К губам и щекам, и жила осязаньем. И я, просыпаясь и вновь засыпая,