годы осыпался, поэтому сейчас его былая горизонтальность в глаза не бросается. Зато стены, также изрытые временем, параллельны. Хотя определить материал, из которого они были сделаны, не взялся бы никто, кроме археолога. Сколы, потёки, разводы, выкрошившиеся участки. Сколько лет прошло с тех пор, как человеческие руки это соорудили? Тысяча? Не меньше. А, может быть и десять тысяч.
Девчата тоже слазили туда по очереди. Выбрались обратно с явно изменившимся настроением.
Шкуры смотаны на ту самую, вырубленную здесь длинную палку, которой запихивали в собачье логово горящую траву. Ноша на двоих. Работа с миноискателем завершена. Территория обшарена по квадратам, ничего не пропущено. Результаты более чем скромные. Два отклика: слабый в бывшем подвале, и так, средненький на окраине представленного себе Славкой поселения древних людей — его современников. Копать они будут завтра. Не копьями, а серьезным шанцевым инструментом. Эта экспедиция собиралась очень продуманно, так что лодка оснащением и припасами нагружена, можно сказать, до разумного предела. Была. Сейчас весь скарб сложен на берегу, а корпус судёнышка вытащен из воды, насколько смогли далеко. Шторм стихает, но завтра они отсюда не уйдут.
Зоя, после того, как выбралась из подвала, выглядела углублённой в собственные мысли. Она вообще неулыбчивая, а тут совсем ушла в себя. Зинка-корзинка пришла в норму и тарахтела, как обычно, обо всём что видела, оставляя, однако паузы для прослушивания окружающего звукового фона. Массу звериных привычек приходится в себе вырабатывать искусственно, волевым усилием.
Вот и сейчас, прервав на полуслове повествование о конструкции гарпунной пушки, девочка слушает тишину. Все слушают. Немного угадывается ветер. Звук, который он рождает, путаясь в невысоких здешних скалах, трудно назвать определенным словом. Нескончаемый вздох, пожалуй. Смолкают голоса насекомых. Не слышно птиц.
Ребята сидят вокруг керамической печурки, на которой «доходит» вечерняя похлёбка из топинамбура с собачатиной. Начало апреля — время контрастов. Днём все трое расхаживали в юбках и пелеринах на голое тело, а теперь просунули головы в прорези волчьих безрукавок и подпоясались. Старая одежда ветшает, бельё превращается в тряпьё. Ткань из верёвочной травы груба, так что шаровары из неё надевают не всегда. Мужчины не видят ничего зазорного в том, чтобы походить в шотландском стиле. Нужны: шерсть, лён, хлопок, шёлк — да что угодно.
— Наверное, ты мечтаешь о том, чтобы сейчас из-за скалы вышла пуховая козочка и сказала: «Ме-е», — Зоя что, начала читать его мысли? — Действительно, там, в подвале со мной что-то произошло, — девушка помешивает варево. Чуть-чуть не готово мясо, а топинамбур напротив, переваривается. — Пока были гипотезы, гадания, всё казалось нереальным кошмаром, который развеется, как только мы отыщем людей и заживем по привычным законам, правилам, обычаям. А теперь всё! Точка! Мы — действительно — всё человечество. Права твоя Репка, о будущем надо думать не только головой и руками, но и этим самым местом. Причинным, как иногда выражаются.
Зина молчит. Похоже, последнее положение она не вполне уяснила. А Славка понял, что его только что возвели в статус двоежёнца. Официально. Или племенного жеребца? Надо немножко прояснить это место.
— Понимаешь Зоя, ты ведь, скорее всего, кроме меня никого к себе не подпустишь?
— Возможно. Пока не знаю. Нельзя перемениться за несколько часов. Но твои измены… нет, не то слово. В общем, к твоим, но не моим детям буду относиться, как к своим, а к их матерям — без гнева. Большего пока обещать не могу. И с Репкой своей уже не прячьтесь так, вам же бывает ужасно неудобно.
— Ты что, подсматривала? — Славка слегка обескуражен.
— Чуть не убила вас. Мишка лук отобрал, а Гаечка так на меня кричала…
Зинка, похоже, всё поняла. Она только кажется маленькой, а вот, поди ж ты, шмыгнула носом, снимая горшок с печки. Какая всё-таки гадость у них сегодня сварилась! А на завтрак это придется доедать холодным. Бр-р!
Пешня — это лом с деревянной рукояткой. Жало из хорошей стали, откованное на манер долота — наверное, кузнецы развернули пружину автомобильной подвески — и точеная дубовая рукоять. Переводить драгоценный металл на ломы они себе позволить не могут. Этот инструмент легче и значительно эффективней. Забавно, а ведь в их мире всё наоборот. При машинном производстве заточенная двух сторон железная палка легко вытеснила древнее приспособление, не воспетое ни одним поэтом. Кажется, у Шолохова он встречал упоминание, единственный на его памяти человек искусства, похваливший это достижение человеческой мысли устами своего героя.
А сейчас идёт проходка шурфа. С утра в подвале они быстро и легко откопали несколько ложек из нержавейки. Характер их залегания определить не удалось — не пытались ребята освободить от грунта окружающий участок, а просто рыли, пока не нарыли. В песчаном грунте, с малой примесью глины были какие-то включения, которые, по-видимому, представляли собой остатки упаковки. Но это не идентифицировалось.
Ложки отличные, с широкой шейкой, такие идут на наконечники для копий, с которыми ни на секунду не расстаётся ни один член их общины. Двенадцать штук сразу — серьёзное подспорье кузнецам. Потом они еще покопались в этом месте. Нашлись какие-то комочки, постичь былую сущность которых, им, увы, не дано.
А теперь вторая отметка, сделанная при проходе с металлоискателем. По правилу чередования белых и чёрных полос этот чёткий отклик должен быть вызван неподъёмным монолитным куском металла. Типа полутонной бабы для забивки свай, или вообще соржавевшим в монолит трактором, от которого, возможно удастся отломать некие выдающиеся детали. Хотя, теоретически, по прикидкам, которыми народ занимался длинными зимними вечерами, кроме стаканов цилиндров двигателя рассчитывать особенно не на что. С другой стороны, компактно расположенный массив ржавчины можно вернуть в металлическое состояние также, как руду превращают с чугун или железо. Жаль, что продукты коррозии цветных металлов окажутся подмешаны к составу их будущей находки.
Звяк металла по металлу. Какой прекрасный звук! Они нашли нечто. Проверяем металлоискателем и извлекаем взрыхленный грунт. Копнули. Есть! Его величество болт. На этот раз имеет смысл разобраться со способом залегания и причинами сохранности. Ведь, если в перекрытии подвала они не учуяли арматуры, значит, выплавленное их далёкими предками железо давно перешло в состояние растворов солей или окислы, вымытые и разнесённые повсюду вездесущей водой. Следовательно, наличие явно различимого монолитного элемента крепежа говорит о том, что сохранился он в неких особых условиях.
Кладоискательство им предстоит налаживать серьёзно. Вот и начнём закладывать в фундамент будущей науки первые крупицы объективных данных. Кадры, на которых археологи счищают кисточкой землю с вазы, освобождённой от грунта в месте, где она покоилась тысячелетия, видели все. А сейчас им предстоит извлечь еще полтора кубометра, чтоб добиться обнажения находки. Болт здесь лежит не один.
Ага, проявились контуры ящика. Он уже давно не деревянный, но и не угольный. Не окаменелость, пожалуй. Болты в нём по размеру напоминают что-то железнодорожное, большие, покрытые корочкой затвердевшей смазки, но сильно ржавые. Сильно — сверху, средне — ниже. А вот и гайки на дне, они сохранились хуже. Всё в мешки. Судя по виду среза грунта на раскопе, этот ящик находился в обвалившемся сооружении. Угадывается бывшая плита перекрытия, продолбленная пешнёй. След упавшей балки, оставившей как память о себе только особую окраску земли, в которую она перешла без остатка. А множественные отклики металлоискателя снизу и с боков навеивают мечты о складе всяких железнодорожных прибамбасов, где, возможно, найдутся костыли и рельсовые накладки.
— Девочки, мы никуда не едем, — Славка смотрит на чумазые запылившиеся мордашки своих спутниц. — Экспедиция больше не географическая, а археологическая.
Местечко это они обжили. Хижина с очагом, крепкая дверь. Три зимних месяца здесь будет неуютно, а в остальное время — как на курорте. В бухте с пляжем построили причал — три бревна на двух столбиках. Тропа от места стоянки лодки до постройки у раскопа вполне себе удобная, а вот возить отсюда найденные сокровища придется в несколько рейсов — больше семисот килограммов за раз грузить в эту лодку рискованно. Переход то морской.
Нашлись и костыли, и накладки, даже плиточки, что использовались для старинных деревянных шпал, чтобы рельс на них хорошо ложился. Не про всё поняли, зачем оно. Погрузились, тронулись. Многое из того, что прихватили с собой из дому в дорогу, оставили здесь, дабы не случилось перегруза. Оглянулись, различима ли построенная для приметности на невысокой прибрежной скале каменная пирамидка, и — домой. Разведчики — Зоя и Славка — сюда не вернутся. Зина привезёт кладоискателей. Эти места стоят того, чтобы уделить им самое пристальное внимание.
Ветер хорош, только волна беспокоит, страшновато за лодку. И он соскучился по Репке. Зоя, правда, ему ни в чём не отказывает, но в её отклике на его инсинуации больше покорности, чем восторга. Да, двоежёнство имеет разные стороны. Причём хороших, кажется, меньше.
Новостей в посёлках оказалось столько, что все они в голове даже не уместились. Славка начал с самой сложной. Семён Аркадьевич сообщил, что хочет присоединиться к ним со своими людьми. Этот ужас предугадывался давно и планировался именно на весну, когда подойдут к концу запасы лапши, а перспективы следующей зимовки обнажат проблемы, которые обычными методами старого мира решать не получается.
Загвоздка в том, что в их общности зрелых людей с устоявшимися взглядами, было очень мало. Маркович с Верой вообще оказались исключительно психологически гибкими, практически не влияя на комбинацию, которую выстраивали Славка с Рипой. Лейтенант Миша сразу въёхал, Ираида Дмитревна, сопровождавшая красавиц, волевыми качествами не обладала и плыла по течению того водоворота, что вокруг них завертелся, а водитель автобуса Артемий составил её счастье, оставаясь здоровым пофигистом, и отлично вписался. Из кузницы время от времени ворчала Васькина бабушка, но это скорее из чувства долга перед непутёвым внуком и непутёвой молодёжью, что чинила непотребства, предавалась разврату и не чтила старших.
Теперь в их, не избавившуюся от своих внутренних проблем общность, должны были влиться десятки людей с богатым жизненным опытом, убеждениями и принципами, сложившимися в иной среде. И не отказавшимися от них здесь, в этом диком первобытном мире. Сохранившими традиции и обычаи. Культуру, одним словом. На километр от их посёлка нет ни одного дерева или куста — всё ушло в топку. На пятнадцать километров в округе не найдётся ни птички, не зверушки. Рыба в реке, правда водится — они там недавно живут, не успели всю выловить.
В общем, такой кусок легко может стать поперёк горла.
С Репкой Славка поговорил о Зое, как только схлынул восторг от встречи после долгой разлуки.
— Понимаешь, милый, она такой и останется навсегда. Вот как заложили в неё принципы семьи и брака, так это и останется. В наших реалиях она будет ломать себя, мириться с тем, с чем в корне не согласна, но внутри у неё будет оставаться тот самый стержень, который уже никому не согнуть и не поломать. У меня он тоже имеется, и ужасно мешает. Не хочу тебя ни с кем делить, и другие мне не нужны. Только соотношение рассудочного и чувственного у меня иное. Вот и Зоя немножко меняется. Да это не из сердца — чисто волевое усилие. На него и остаётся положиться. У нас тут у всех сплошное волевое усилие во имя разума и поперек желаний.
А вообще-то их непонятного состава семья в полном составе собиралась редко. Зоя уходила в дальние охотничьи вылазки, Рипа моталась по врачебным делам — случались и травмы, и отравления, даже обычные ангины. Славка нередко гонял то к кузнецам, то в Вишнёвку, которую с самого начало поставили неудачно, в местах, где летом комариный рай. Как-то вернувшись уже в потёмках, он наощупь пробрался к своим семейным нарам и полез под тёплый бочок. А потом возникло желание… утром оказалось, что радовался он Зое в присутствии Рипы. Тут же извинился на сене за овином. От всей души.
Важно, что напряжения в семье не возникло. Ужас! Это притом, что ему бы за глаза хватило и одной женщины. В принципе — любой из двух, хотя, будь у него выбор, он точно знает, которой.
