В общем, пока Степан умничал про себя, Шурочка накрыла чай под навесом. Еще в закутке между штабелями пиломатериалов намётанный глаз обнаружил матрас на невысоком настиле.
— Перебрались сюда, старые грешники, — сам не заметил, как построил фразу в Деллкином стиле. Цинично до упора, но необидно.
— Мы не во грехе живём. Год уже, как расписались с разрешения предков, но ни у них, ни у нас в доме нет свободной комнаты, а в кустиках насекомые, — Шурочка ни капельки не смущена. Вот уверена она, что поступают они с милым правильно, и хоть ты тресни.
Трескаться Стёпе ни к чему, он их прекрасно понимает. И видит мотопараплан, садящийся рядом. Нет, это не его лапушка. Рустамка-каботажница явилась собственной персоной, он её на Полигоне встречал.
— Здрассте! Привет, Степашка! А мне рассказывали, что здесь прикольные машинки копают песок и возят его куда-то в эту сторону. Вы не видели.
— Здравствуйте и Вы. Игрушки сейчас ждут, когда эпоксидка схватится, а на горячее это будет через часок примерно. Вы присаживайтесь, чайку с нами выпейте, — Шурочка кивает Саньке и он подтаскивает ящик для гостьи. Морячка воссаживается на него, как на трон — вот наделила природа женщину статью — и принимает из рук хозяйки пузатую кружку. — Вкусно. Привозной. Цейлонский?
— На ящике было написано только название фирмы-поставщика, а на пакетиках, что оттуда выпали — только что он Английский и завтрачный, — понятно, откуда у небогатых ребят такая роскошь, это «естественная убыль» при погрузочно-разгрузочных работах. Рустамка со Степаном даже фыркнули синхронно. Старая русская пословица: «У кого какое ремесло, у того такое воровство» — в самом неприкрытом виде.
— Ты какими судьбами здесь? Плаваешь ведь всё время.
— Карбасину свою сдала на судоремонтный. Обещали в три дня поменять вал винта и новый двигатель смонтировать. А пока к предкам завеялась. Заодно — парня себе подыскать хочу, самого лучшего. Нет ли в выпускном классе этого года достойных кандидатов? — и бессовестно смотрит на Саньку, что его супругу вводит в состояние ступора. Вот не привыкла она к такой прямоте, хотя и сама ведь за словом в карман не лезет. Собственно, и сейчас ответ у неё наготове.
— Лучшие парни давно все присмотрены. Вот этот, в частности, мой, — это она про мужа своего. — А вот этот, — кивок в сторону гостя, — не знаю чей, но тоже не бесхозный.
— Да знаю я, кто его охомутал. Даже и не рыпаюсь. Ладно, коли не светит мне тут успех на сердечном фронте, так, может, хоть про домик расскажете. А то облётчики из Рыбачьего спорят, что тут будет, уж очень их тутошний метод строительства забавляет.
— Лови на визор, — Санька готовится дать посылку.
— Какой визор, ты чё!? Я ж деревенская. У нас, аборигенов, эта диковинка не в каждом селении водится. Сейчас, на мобилу возьму, — появившийся из кармана раритет вызывает у Саньков оторопь тем, что оно, оказывается, ещё и работает. На крошечном экранчике возникают планы, разрезы, деталировки, которые девушка просматривает с видимым интересом.
— Эта, Стёп, а чего они про сейсмику-то ни сном, ни духом? И ты им ничего не сказал? — смотрит с упрёком. Как Деллка, если он бывает опрометчив или непредусмотрителен.
— Так считается, что в этой зоне больше трёх с половиной баллов не случается. На этот предмет в службе главного архитектора проект проверили, — это Шурочка заступается за «мальчиков».
— Считаться может всё, что угодно, но только если не на двенадцать баллов постройка рассчитана — жить в ней стрёмно. Вам в школе что, про аварию в Высоцке ничего не рассказывали? — убедившись в том, что все трое слушателей делают отрицательные знаки, Рустамка продолжает: — там было на что-то изрядное рассчитано, но тряхнуло не в пример сильнее, и реактор раскололо. Активная зона прямо в трещину стала проваливаться, а в неё грунтовая вода или речка тамошняя уже налилась, ну, пока корпус держался. Пар сразу всё и раскидал. Цепняк увял, но коротыши на километры вокруг легли. В общем, ребята, проект этот надо немного поменять.
— То есть, что? Не годится наш фундамент? — Стёпе до слёз обидно.
— А чего фундамент? На уровне грунта магнитуда минимальна при любом толчке. А вот то, что на него опирается, ты, дружок, должен был примечать, как аборигены строят: — деревянное у нас всё, длинномерное, и стальным крепежом насквозь стянутое. Или монолитный железобетон, что военные применяли. Ещё саманные постройки безопасны, потому что стены там толстые и кверху сужаются. Тут, в проекте, только крыша правильная, и планировку стоит сохранить, удачно она у вас продумана. Я бы, если в таком домике жила, детишек рожала бы, как из пулемёта, да мужа вкуснятинкой баловала, чтобы пошевеливался.
— Постой, так это что, выходит, что при хорошем толчке Ново-Плесецк превратится в руины? — Стёпку всерьёз волнует судьба города.
— Не весь. Окраины с колониальными домиками устоят, промышленные здания, что на стальных каркасах и коттеджи в Белом Городе, что в египетском стиле, это такие, с конрфорсами.
— Во дела! Деллка мне ничего подобного и не рассказывала.
— Много вы с ней о подобном судачите. Ты, чай, ей про красоту её не земную заливаешь, а она тебе про то, какой ты сильный, — эта девушка — воплощение бестактности. А он-то, бедный, думал, что его маленькая супруга всех по этой части переплюнула. — Ладно, загляну ка я к здешнему маячному смотрителю, коли ничего мне тут не обламывается, — резко меняет тему гостья. — А на обратном пути погляжу на ваши игры с машинками.
— Да, они будут канаву копать для трубы отсюда в пруд-отстойник, — Санька, хоть и озадачен, но не подаёт виду, что огорчён. А вот Шурочка чуть не плачет.
Взлёт параплана и его величавый уход в сторону океана немного разрядил обстановку. А потом Стёпка окончательно успокоил встревоженных хозяев: — Вы, ребята, ничего неправильного не содеяли, кроме замысла. И не на что ненужное не потратились. То есть, аборигенка вовремя вмешалась и рассказала всё по-честному.
— А ты с каких пор с аборигенами дружбу завел? А то я смотрю, и ружьё это с собой всё время таскаешь, и переглядки у тебя с разными людьми бывают, с теми же кабатчиками, — Санька смотрит с интересом.
— С годик где-то. Но, сам понимаешь, поскольку родился не здесь, то до полных кондиций не дотягиваю.
— Я слышала, что они не сильно жалуют городских, — Шурочка встревает.
— Им пофиг, откуда ты и кем родился. Сами не обидят и в обиду не дадут. Только жить с ними их жизнью не всякий способен.
— Пробовал, что ли? — Санька даже прищурился.
— Ага. Первый раз натурально от страха обделался, второй — чуть не помер, так уработался. Они на фронтире живут, не забывайте. А то мы тут в безопасном городе даже думать о них не желаем, а им и это пофиг.
Продолжение этой истории Стёпка пропустил. Санька потом рассказал:
На другое утро им с Шурочкой не дали утром понежиться в их оборудованном в сарае уютном семейном гнёздышке. Ни свет ни заря лошадка мохноногая притащила на четырёх одноосных тележках двенадцатиметровые брусья, которые четыре же дюжих молодца разложили по периметру будущего дома. Потом заработал лазерный нивелир и шлифмашинка. В уродливом баке забулькал противно пахнущий битум, которым прибывшие парни вымазали поверхность фундаментов, и сверху на это окончательно водрузили деревянную раму, которую тут же связали глухарями и металлическими уголками. К этому моменту лошадка обернулась во второй раз, и внутри рамы появились такие же могучие перемычки. Пока ошалевший Санька мотался в магазин за продуктами и плюшками, Шурочка успела напоить ребят чаем и выяснила, что пиломатериал у них всё равно пересыхает, и его пора расходовать в постройку, а на счет оплаты за это всё, так пускай они Рустамку спрашивают — она, понимаешь, всех перебаламутила, с неё и спрос.
Потом работнички быстренько пропитали раму антисептиком, для чего обрядились в лёгкие скафандры и из ранцевых опрыскивателей «задули» основание остро пахнущей жидкостью. Пока она просыхала, откушали второй завтрак, после чего наставили во всех нужных точках столбов, выверив вертикальность, положили балки и поставили укосины, ещё раз задули уже всю конструкцию тем же вонючим составом и
