впроголодь.
– Кто первым будет высаживаться, Антон Сергеевич?
Антон бросил взгляд на подошедшего Зубова. Вид у парня был озабоченный. Оно и понятно: ведь здесь оставался его друг – как он перезимовал, было неизвестно. Их никто не встречал, так как точной даты никто не знал, до прииска и фактории верст пятьдесят – не проделывать же этот путь каждый день в ожидании судна. Глупо. Вот и сидели они на прииске. Если по-хорошему, то Зубову была прямая дорога на КВЖД, вместе с Гавриловым: по боевой подготовке он если и уступал, то только Фролову. Но Гризли сам настоял на том, чтобы парень остался при Антоне, вместе со своими подчиненными. Понятно, что здесь оставались четверо из их первого десятка, а потому новичками командовать было бы кому, но Семен настоял. Как там обстоят дела, неизвестно, а командир парням необходим, к тому же он имеет среди них непреложный авторитет, наработанный не за один месяц изнурительных тренировок, – новичку придется добиваться его вновь.
– Что, Максим, переживаешь за Панкова?
– Не только за него. Да и как не переживать, расстались-то мы с местными не сказать что тепло.
– Что правда, то правда. Первыми мы пойдем. На лошадях быстро должны обернуться. Подготовь троих.
– Впятером не мало будет?
– Не впятером, а вчетвером: ты останешься здесь. Возражения не принимаются. Кто-то из нас должен остаться. Займись выгрузкой и организацией временного лагеря. Хорошо бы уже сегодня двинуть по маршруту, но боюсь, это нереально.
Путь до прииска занял около шести часов и изрядно вымотал. Что ни говори, но на шхуне отдохнуть по- нормальному не получалось: теснота и скученность этому не способствовали. Потом переход верхом – вроде сам и не идешь, но верховая езда с непривычки сама по себе выматывает чуть не больше пешего марша, так что к фактории они прибыли изрядно измочаленными. Пока наматывали версты, Антон лишний раз убедился, что устроить грунтовую дорогу не составит особого труда: местность поднималась полого до самого прииска без больших перепадов, имеющиеся небольшие ручьи даже не требовали возведения мостов, так как легко преодолевались вброд. Нет, все же дорогой нужно будет озаботиться: телега куда удобнее вьюков и волокуш.
Едва показалась ограда фактории, от сердца тут же отлегло. Подворье никак не выглядело заброшенным, а к броду тянулись тропки с различных направлений, сходясь на правом берегу, – на левом уже имела место широкая тропа, ведущая непосредственно к воротам. Как видно, местечко пользовалось успехом и посещалось часто: еще бы, редкими посещениями такой «дороги» не набить. Ворота открыты – как видно, хозяева никого не опасаются и рады гостям.
Оставался вопрос – все ли благополучно пережили зиму. Все же края суровые, кроме осерчавших чукчей, вдруг решивших вернуть долг крови, вполне мог пошалить и забредший медведь, а здесь в зимнюю пору встречались и белые, отличающиеся не только большими размерами и белой шкурой, но и своей плотоядностью, помноженной на свирепость.
Когда они приблизились к распахнутым воротам, дверь жилого дома отворилась и на крыльце появился улыбающийся во все тридцать два зуба Панков, а вслед за ним, толкаясь и пихая друг друга, повыскакивали остальные обитатели. Песчаниным овладело беспокойство, так как среди встречающих не наблюдалось Задорнова. Если с инженером что-то случилось, то это будет тяжелая потеря: где он сейчас найдет ему замену, да и жалко мужчину, который сам себя считал уже человеком пропащим и вдруг обрел вторую жизнь.
– Петр, что с Глебом Георгиевичем? – не скрывая волнения, вместо приветствия поинтересовался Антон.
– Ничего, – растерянно пожав плечами, ответил Панков.
– А чего же вы высыпали на крыльцо, а он не появляется? – Это уже куда спокойнее. От сердца отлегло.
– Так нет его. Вы ведь говорили, что на этот год планируете увеличить добычу и количество людей. Он примерно прикинул, что вскорости вы должны появиться, вот и пропадает на реке, прикидывая, как да что. Сегодня пошел на дальнюю россыпь.
– А почему один? Места-то глухие, и время уже к вечеру.
– Дак не впервой.
– Чтобы это в последний раз.
– Понял, Антон Сергеевич, – с серьезным видом кивнул парень.
Понятно, инженер, как говорится, проникся ответственностью за порученное дело и решил скрупулезно выполнять свои обязанности начальника партии. Ну-ну. Он, бедолага, еще не знает, что иметь дело ему придется не с сотней и не с двумя рабочих, а с полутысячной оравой. Ничего, разберется.
Прошли в дом. Антон осмотрелся. Просторные комнаты, специально так задумывалось – оно понятно, что для отопления большие помещения не очень, но, с другой стороны, стены не давят холодной зимой, когда на улицу и носа показывать не хочется. Едва переступив порог, Антон тут же почувствовал, что что-то не так. Ну не походили эти комнаты на медвежью берлогу пятерых холостяков, вот хоть режьте. Все чисто, прибрано, столы, коих тут три, отскоблены, специфического кислого запаха, характерного для подобных помещений, нет и в помине. Пахло кожей, чаем, табаком, иным товаром, что имелся в наличии, но неприятных, вызывающих отторжение запахов не было. А ведь эта зала использовалась и как помещение магазина, где осуществлялись сделки, и, как правило, здесь же обмывались их результаты.
Впрочем, долго ему забавляться гаданием не пришлось, так как причина всего этого появилась из соседней комнаты. Невысокая полненькая розовощекая женщина лет тридцати пяти – сорока, точнее и не скажешь, весьма миловидная, а следом за ней в общей зале возникла совсем молоденькая инородка – Антон сразу узнал в ней ту самую девчушку, которую насиловал щербатый. Что она тут делает? Неужели родичи прогнали? Бред, такого быть не может, не те нравы здесь. Сама ушла? С чужими лучше, чем с родными? Сомнительно.
– Вот, Антон Сергеевич, знакомьтесь. Это Капитолина Федоровна, супруга… Глеба Георгиевича.
– О как! Очень приятно. Но как же…
– А просто все, – продолжил Панков, войдя в раж с намертво прилипшей к его губам улыбкой, – овдовела три года назад, а тут наш Задорнов, весь такой пригожий и благообразный, в Гижигу заявился. Вот только мы все решить не можем, кто же кого осчастливил – он ее или она его…
– Балаболка, – беззлобно замахнулась на него полотенцем женщина, отчего тот, потешно закрываясь руками, поспешил увеличить дистанцию. – Ну что тут такого-то, чай, не старики еще.
– А как же дом? Неужели бросили?
– Зачем же бросили, – с достоинством ответила она. – В том доме еще прадеды мужа моего покойного проживали, вот теперь – сынок с невесткой. Дочерей уж пристроила. А Глебушка сказывал, что ему здесь на прииске дом поставят.
– Поставят, конечно, поставят, и не только ему, – заторопился все еще ошалелый Антон.
– Только сразу нужно две избы ставить, Антон Сергеевич, – продолжая улыбаться, выдал Панков. – Вы же еще не знакомы с Марией – ну, раз батяню ее зовут Васька, Марией Васьковной Марковой. – Марков был одним из парней, оставленных здесь на зимовку, так сказать, из первого выпуска, – судя по тому, что сейчас происходит на заимке, ее уже можно смело сравнивать с учебкой.
– Это что же, твоя супруга, получается? – Вот никак не хотели парни прекращать удивлять своего начальника. Виновник только покраснел и приобнял прильнувшую к нему девчушку. Да кой черт девчушку – вон уже животик обозначился. Ну-у дела-а. – Нет, вас однозначно нельзя без присмотра оставлять.
– Это точно. Здесь и без того невест нету, – так мы последних уведем.
– Ох и балаболка ты, Петр. Ну хватит куражиться, иди лучше с парнями баньку истопи, люди с дороги.
– Капитолина Федоровна, ты не замай. Я, чай, начальник.
– Ты начальник по фактории, а по домашнему тут я хозяйка. Кому сказываю, баньку топите.
– Капитолина Федоровна, нельзя ли этого обормота оставить? Мне все же доклад от старшего нужен, а вот остальных пользуйте как хотите.
– Ну что, лодырь, повезло тебе. А вы чего встали…
