основная масса все же щеголяет в кожаных доспехах, а кольчуга в империи не получила распространения, – припомнил он слова купца.
Андрей взял в руки один из мечей орков. Он был прямым, с острым ромбовидным наконечником – ну чистый гладий[1], только длиной около семидесяти сантиметров.
– Скорее всего, это вариант для конницы, – прокомментировал это Джеф. – У пехоты он должен быть покороче, иначе в тесноте пешего строя такой длинный меч бесполезен, а имперцы очень уважают тесный строй.
– Скорее всего, так оно и есть, – согласился с его выводами Андрей. – А меч-то похож на мечи людей, вот только острие сужаться начинает раньше.
– Так это ж меч, каким ему еще быть-то… Все, сэр. Понял. Уели вы меня. Каюсь.
– То-то же. Ладно, пора собираться.
– Ничего с собой не возьмем?
– Как всегда, Джеф. Как всегда. Просто запомним.
– Ясно. А этого вы действительно отпустите?
– Да. Во-первых, я дал слово. Во-вторых, было бы неплохо, если бы император орков узнал о том, что у людей появилось новое и весьма эффективное оружие, о котором никто ничего не знает. Неизвестность порождает сомнения, а сомнения императора – возможно, выигранный для нас лишний год.
– Вы думаете, этот год для нас будет полезен?
– Не знаю, но даже если мы отсрочим приход империи к людям на месяц, то это того стоит. Рон испытывал оружие на глазах орка, и тот сделал кое-какие выводы, но вот только понять всего он не мог.
Глава 9
Возвращение
Дом, милый дом. Что может быть лучше и волнительнее возвращения домой после долгого отсутствия, тем более если эта разлука могла перерасти в вечность, когда ты всем своим существом стремишься домой к своим родным и знаешь, что между тобой и домом простирается не просто расстояние из нескольких сотен миль, а сотни миль беспрерывных сражений, игры в прятки со смертью, а порой и просто явный вызов ей. Нет, ничто не может сравниться по своей силе с осознанием того, что этот бесконечный путь наконец-то пройден, и в награду за околицей тебя встречают твои родные.
Для Андрея это чувство было неоднозначным. С одной стороны, он сам возвращался к любимой женщине и сыну, которого он пока не видел, но уже любил. С другой, испытывал гордость командира и сюзерена от того, что, проведя через десятки схваток, он возвращал семьям их мужей, отцов и детей, и это было чертовски приятное чувство. Но были еще и те, кто не дождался ушедших в поход, доверившись ему. Долг велел ему лично принести скорбную весть в дома своих вассалов, и это было самым трудным. Как объяснить женам и детям, что их мужья и отцы не вернулись из похода, выполняя его приказы? Говорят, что командир не может думать о своих солдатах как о людях, потому что тогда он не сможет при необходимости отправить их на смерть, – он и не думал. Не думал там, где должен был быть крепким и несгибаемым, как клинок. Но как быть здесь и сейчас?
Крики и радостный гомон встречали возвращающихся воинов. Слезы радости блестели на лицах всех жителей села. Женщины вцеплялись в ноги своих мужчин, еще не успевших покинуть стремена, и, обхватив их, прижимали эти покрытые толстым слоем дорожной пыли ноги к своей груди, лишая возможности всадников спуститься на землю. Воины не отталкивали жен, а лишь, перегнувшись, старались хоть как-то обнять их, подставляя свои запыленные лица под суматошные поцелуи настрадавшихся женщин, и у многих из этих уже прошедших сквозь горнило войны воинов по щекам заструились непрошеные слезы.
Анна поначалу стояла во главе процессии встречающих, держа на руках крепенького бутуза. Однако не раз отрепетированная сцена встречи была смята в самом начале: неудержавшиеся женщины вырвались вперед, стремясь как можно быстрее обнять своих мужей и сыновей. Так что так получилось, что она осталась позади ринувшихся вперед женщин, вместе с теми, кто не встречал сегодня своих, крепко прижимая к груди сына, с двумя дорожками слез на щеках.
Андрей легко скользнул из седла и, приблизившись к жене, заключил ее и сына в свои крепкие объятия. К горлу сам собой подкатился комок, который никак не желал опускаться, мешая дышать и не позволяя сказать ни слова. Расцеловав жену, он взял на руки сына и, подняв его на вытянутых руках, впился в него внимательным взглядом. При этом Анна сжала руки, прижав их к груди, и с затаенным страхом смотрела на мужа – ни дать ни взять просто экзаменуемая перед экзаменатором по окончании ответа. Какая будет оценка? Андрей едва не рассмеялся от комичности представившейся ему ситуации, но в этом мире такая ситуация было далеко не смешной, здесь она была нормой. В этом мире мужчина поистине являлся главой семьи, а не номинально, в силу сложившейся вековой традиции. В оставленном им мире женщина, родив ребенка, чувствовала себя чуть не героиней и буквально требовала к себе внимания и почтения. Здесь, произведя на свет ребенка, она выполняла свой долг и после родов ждала не почитания, а всего лишь одобрения, без дураков ожидая приговора мужа – сумела ли угодить супругу.
Наконец опустив сына и усадив его на сгиб локтя, Андрей вновь обнял жену и, осушая поцелуями ее слезы, с чувством проговорил:
– Спасибо за сына, любимая.
В ответ Анна только всхлипнула и, прижавшись к груди, покрытой доспехами, разразилась новым потоком слез.
– Ну будет. Все уже позади. Я вернулся. У нас отличный карапуз. Ну же.
Ласково поглаживая прильнувшую к груди голову, Андрей огляделся и вдруг увидел группу женщин, одиноко стоявших несколько в стороне и утиравших слезы. И если сейчас повсюду лились слезы радости, то их слезы были слезами горечи. Только один из погибших не имел семьи, жены остальных, объединенные горем, сбились в одну кучу, поддерживая друг друга в этом горе.
– Прости, родная. – Сказав это, Андрей отстранил жену и, передав ей сына, направился к этой группе.
Он шел тяжело. Казалось, ноги налились свинцом, и каждый шаг давался с большим трудом. Но он упрямо шел вперед, и остальные селяне расступались перед ним, давая ему пройти и перешептываясь между собой. Только один человек и не подумал посторониться. На нем была черная ряса брата- инквизитора, на лице застыла сосредоточенность и явное желание задать несколько вопросов, и, судя по всему, вопросы эти должны были быть неприятными: он явно не собирался высказывать поздравления по случаю возвращения.
– Сэр Андрэ… – строго начал инквизитор.
– Не сейчас, – перебил его Андрей.
– Да как… – попытался было возмутиться столь непочтительным поведением инквизитор.
– Я сказал: не сейчас. – Сказано это было так, что инквизитор, несмотря на всю свою заносчивость, понял, что перегибать палку сейчас не стоит. Но он припомнит этому рыцарю свое унижение.
Не проронив больше ни слова, инквизитор посторонился, давая пройти Андрею. Но хотя его губы не произнесли ни слова, весь его вид говорил о том, что этот человек, посмевший выказать свое пренебрежение представителю инквизиции, еще пожалеет об этом.
Андрей приблизился к женщинам и, посмотрев каждой в глаза, приготовился говорить, но предательский комок не только не хотел разжать свою стальную хватку, а, наоборот, усилил ее, не давая вытолкнуть из горла ни единого слова. Все же пересилив себя, Андрей срывающимся голосом проговорил:
– Анна, Агнесса, Улис, Эни. Я не смог уберечь ваших мужей, хотя, Бог свидетель, сделал все возможное для этого. Ни я, ни остальные из нашего отряда, даже наши новики не щадили себя, но Господь распорядился так, что именно ваши мужья покинули этот мир. Покинули с гордо поднятой головой, до конца исполнив свой воинский долг. Ценою своих жизней они спасли жизни многих людей. И я, и они, и вы знали, что путь, на который мы вступили, может привести нас к тому, что однажды нам придется заплатить
