поработит людей, превратив их в послушных рабов. Всех людей, падре. Потому что нам некуда отступать, мы ведь находимся в окружении врагов, и те, кто спасется от имперцев, окажутся в котлах лесовиков, отступивших в степь захватят степняки и перепродадут все тем же имперцам. Это тупик, падре.
– Кто тебе сказал, что орки обязательно победят? Мы веками живем в окружении врагов, и, сколько они ни старались, мы выстояли, и с каждым годом нас становится больше. Или ты думаешь, что орки не нападали на нас большими силами? Ошибаешься. Это происходит не так часто, но уже было. Объединенная армия всякий раз разбивала орочьи полчища и уничтожала их практически полностью, так, что потом многие годы на границе воцарялись мир и спокойствие.
– Это были цивилизованные орки? – подпустив сарказма, поинтересовался Андрей.
– Нет, – скрепя сердце вынужден был ответить священник.
– Поговорите с Джефом. Поинтересуйтесь у него, у старого вояки, который всю свою сознательную жизнь провел в боях и походах, какое впечатление на него произвел тот бой, что мы наблюдали у имперской крепости. Он-то не сомневается в том, что если орки придут, то разобьют нас. А знаете почему? Потому что настоящая армия должна не только подчиняться воле одного человека. Армия должна уметь действовать слаженно и организованно. Вы говорите, что люди не раз разбивали орков, и я вам верю. Но что за армия была у них? А она была такой же, как и наша, то есть собранные в один кулак разрозненные дружины. Просто у нас получше с дисциплиной, и мы обучены какому-никакому строю. Империя – это другое. Огромная армия с железной дисциплиной, с отработанными до автоматизма построениями, единый огромный механизм. Да такая армия с легкостью перемелет вдвое, а то и втрое превосходящую нашу армию. Вы, конечно, простите меня, но именно Церковь своим неприятием нового, стремлением любой ценой удержать в своих руках власть ведет людей к пропасти. Если не нас, то детей наших, заметьте, даже не внуков, ожидает крах и вечное рабство.
– Ты говоришь страшные вещи.
– Я говорю правду. Попробуйте отрешиться от всего, что вам было известно раньше, от ваших убеждений и постулатов. Попробуйте взглянуть на все, что я только что вам рассказал, со стороны – и вы поймете, что я прав.
– Подвергать сомнению действия других и искать в их действиях ошибки легко, сын мой. Служители Господа не всевидящи, мы такие же люди и тоже совершаем ошибки, но мы делаем то, что в наших силах. Был ли у Церкви иной путь, когда среди людей поселились раздор и ненависть? Я не со всем согласен в существующем положении дел, но и я не вижу ошибки в действиях служителей Господа. В свое время, отстранившись от светской власти, Церковь допустила развал людей, но все же вовремя спохватилась, и сегодня мы имеем то, что им все же удалось сохранить. У нас единая вера, и она является столпом, стержнем, объединяющим народы, мы сумели сохранить единство хотя бы в этом. Вот ты критикуешь нас, а что ты можешь предложить?
– В настоящее время все настолько запущено, что предложить что-либо очень сложно.
– Вот видишь…
– Погодите, падре. Я ведь не говорю, что, обвиняя служителей Господа нашего, я не могу чего-либо предложить. Предложить-то как раз я могу. У нас есть как минимум два года: раньше император Гирдган никак не управится. Времени немного, но даже его достаточно. Более того, если сделать так, как я задумал, то даже не потребуется собирать ополчение: армия из тридцати тысяч воинов вполне сможет справиться с любой армией империи. Но именно благодаря сложившемуся положению дел меня не только не станет никто слушать – мне не дадут раскрыть рта и быстренько предадут суду. Заметьте, это сделают даже не за мои предложения в военной тактике, а только за то, что я просто упомяну о существовании империи и других государств, которые не то что не являются дикарями, а даже нисколько не уступают нам в развитии, я бы даже сказал – наоборот, превосходят нас.
– Сын мой. Я, конечно, благоволю тебе, но знай меру. Дикие орки не уступают нам в развитии, да еще и превосходят нас? Вот уж ерунда.
– Серьезно, падре! А как же церковь Господа нашего в столице орков? Да, она небольшая, да, она располагается за стенами города в посаде, который подлежит уничтожению в случае осады, да, там нет священников. Но церковь есть. Ее построили люди, рабы, с позволения своих хозяев, которые даже выделили им на это строительные материалы и позволили строительство, предоставляя им время для работ. Не слишком часто, но орки отпускают своих людей туда помолиться. У церкви нет служителей, но тем не менее орки не разрушают эту церковь и не оскверняют ее, городские власти даже время от времени выделяют кое-какой материал для ремонта, дабы здание не обветшало. Мы-то додумались только до того, чтобы объявить всех без исключения орков порождениями сатаны, и для нас хороший орк – мертвый орк. А вот они гораздо выше нас и, хотя не позволят посягать на их богов, даже мысли не допускают посягнуть на нашего Господа и наших святых, хотя и видят в нас только рабов.
Пока Андрей, распалившись, высказывал все это, падре с крайней степенью удивления взирал на него, раскрыв рот и не в силах произнести ни слова. Но наконец он справился с собой и проговорил:
– В столице империи есть церковь?
– Есть.
– Откуда тебе это известно?
– Пленный орк рассказал.
– Что еще тебе известно?
– Ну о том, что людям не возбраняется носить крестики, вы знаете. Правда, не золотые, в основном деревянные, иногда особым любимцам медные или даже серебряные. Ага, про серебряные крестики, я вижу, вы не знали. Так вот им в жилищах не возбраняется хранить даже иконы, мало того – иногда господа даже дают им воск, чтобы делать свечи, но это опять-таки поощрение за примерное, так сказать, поведение. Пару таких икон тот пленный видел сам и не скрываясь восхищался их красотой, хотя, на его взгляд, все люди уродливы, но хорошую работу он оценить все-таки смог.
– И ты ему поверил?
– Вот только не надо, падре. Какой ему был смысл врать, это же не государственная тайна. Он просто болтал обо всем, о чем придется, сначала на языке степняков, потом переводил на язык империи.
– Но для чего?
– Я хотел выучить их язык.
– Но за столь короткий срок невозможно выучить язык, тем более орочий. Я ведь сам как-то пытался, еще по молодости, но за два года я едва-едва сумел изъясняться на их языке, а теперь, подозреваю, забыл и то немногое, что постиг.
– Это не столь важно.
– Нет, важно, – заупрямился падре.
– Хорошо. Не хотелось мне, чтобы об этом кто-либо знал, но перед вами откроюсь. Наверное, у меня дар, я не знаю, как это еще объяснить. В общем, я ничего не забываю, запоминаю все. Могу даже дословно вспомнить, какую мне пела колыбельную мать, каждую колыбельную, мимику, слезы матери, когда я своим плачем не давал ей спать, а ей после бессонной ночи предстоял рабочий день. В общем, все.
– Господи, да возможно ли такое?
– Как видите, возможно.
– Но когда это проявилось?
– Это было всегда, – убежденно солгал Андрей. – Просто пока я был маленьким, я считал, что все люди таковы, когда подрос и понял, что многие не помнят того, что было всего лишь вчера, понял, что отличаюсь от других, но мне не хотелось отличаться и быть каким-то особенным, вот я и скрывал все это.
– Неисповедимы пути Господни.
– Аминь. Падре, сейчас речь не обо мне.
– Ну да. Ну да. Так о чем это мы?
– Об армии орков.
– Почему ты уверен, что империя придет?
– Вот видите. Только что я рассказал вам о своих выводах, и вы все благополучно забыли.
– Да-да, конечно. Ты считаешь, что, покончив со всеми врагами, император орков непременно двинет свою армию на нас, ибо у него не осталось больше достойных врагов.
