не только умудрились выстоять, они еще и наступают, постепенно отвоевывая себе территории, чтобы расселить все прибывающее население. Слабаки на подобное не способны!

Вот поэтому он велел разыскать воина из числа рабов и предложил ему схватку на арене. Именно предложил, потому что ему нужно было, чтобы люди дрались, сражались самозабвенно и страстно, так чтобы выжить, чтобы победить, так, как будут сражаться их братья по оружию в предстоящей войне. Договоренность со степняками наконец была достигнута, противостояние местной знати закончилось полным их поражением, армия уже готова выступить в поход, солдаты изнывают от безделья, но Всевластный не готов выступить в поход с армией, приготовившейся к увеселительной прогулке. Его союзникам-степнякам в этом плане легче, так как они постоянно сталкиваются с людьми и знают им цену, его же воины могут судить только по рабам из числа людей, а раб – он и есть раб, что тут еще скажешь.

Этот разговор с дерзким рабом, который в прошлом принадлежал к человеческой знати, был воином и рыцарем, состоялся месяц назад – и вот теперь Гирдган взирал на результат этого разговора. На песок самой большой арены в Империи, имеющей овальную форму, из ворот в северной ее части под грохот военных барабанов и пение труб выходили тридцать воинов, закованных в кольчугу. Каждый из них нес щит, копье и меч, все оружие человеческой работы. Вообще эта затея влетела императору в немалую сумму, так как этот наглый человечишка обошел практически все рабские загоны в поисках тех, кто пожелает сражаться, и за каждого их хозяева спросили весьма дорогую цену. Дорого пришлось заплатить и степнякам за амуницию и оружие людей, так как только у них все это и можно было купить. Но все это осталось позади, а сейчас на песок вышли тридцать бойцов, готовых драться до последнего.

Появление отряда воины на трибунах восприняли презрительным воем, свистом и хриплым рычащим смехом. Именно воины, так как горожане и вообще не имеющие отношения к армии на эту схватку приглашены не были: это было, так сказать, учебное пособие для солдат. На скамьях арены, способной уместить около пятидесяти тысяч зрителей, сейчас восседало ровно пять тысяч. Это были специально отобранные и присланные сюда представители армии, приготовившейся к броску на границе со степью. Здесь были и рядовые, и младшие командиры, и офицеры различного ранга, здесь же присутствовали и все тридцать пять командиров пикт.

Наконец вновь загрохотали барабаны, вторя им, включились в общий ритм трубы, и под эти ласкающие слух военным звуки распахнулись противоположные ворота, откуда вышли тридцать воинов-орков, облаченных в пластинчатые доспехи, вооруженных стандартными копьями и короткими пехотными мечами. Это были самые настоящие солдаты, привыкшие биться в общем строю, а не гуры, которые всегда бились на этой арене на потеху толпе, – неплохие бойцы, но одиночки, неспособные оценить красоты строя или применить его на практике: слишком малая их часть в прошлом проходила службу в армии. Эти были воинами, немалая часть из них была заслуженными ветеранами. Появление этих бойцов сопровождалось полным молчанием со стороны трибун, так как отношение к ним было неоднозначным: выказать презрение к бойцам, облаченным в стандартную амуницию траков, по праву считавшихся элитой пехоты Закурта, – значило выказать презрение к армии, в которой они все служили; ликовать при их появлении – вновь выказать неуважение к своим боевым товарищам, так как эти солдаты все были осуждены к смертной казни за те или иные преступления; выказать недовольство – можно навлечь на себя гнев Всевластного, так как это была его идея. Будь на трибунах гражданские – и какая-либо реакция последовала бы однозначно, но на зрительских местах сидели только представители армии, поэтому трибуны хранили молчание.

– Я что-то не припомню, чтобы зрители так тихо приветствовали появление отрядов бойцов.

– Все просто, Габба. Они не знают, как реагировать на это, да еще и в моем присутствии, – обнажив клыки в довольной ухмылке, заметил Всевластный, обращаясь к своему младшему брату.

– Понятно. Послушай, Гирдган, мне не показалась удачной эта твоя идея свести на арене твоих ветеранов и кучку этих людишек. Разве не видно, что твои воины сильно превосходят людей? Тебе стоило выставить хотя бы пятнадцать урукхай против тридцати людей.

– Во-первых, это не мои воины. Мои солдаты сейчас сидят на трибунах, а это отребье перестало иметь право именоваться солдатами Империи в тот момент, когда осмелилось совершить преступления, за которые все и были приговорены к смертной казни. У них нет никаких шансов вернуться в строй, потому что для армии они уже мертвы. Во-вторых, не уподобляйся тем, кто рассуждает с презрением в отношении будущего противника: именно чтобы стереть с их лиц презрительное выражение, я и выставил равное количество воинов при практически равном вооружении.

– Ты думаешь, что у людей есть какие-то шансы на победу?

– Разумеется, нет. Эти подонки, конечно, позор армии, но все они в прошлом неплохие солдаты, среди них нет ни одного новобранца, все они имеют за плечами боевой опыт – в той или иной степени, но не новички. Этот наглый человечишка тоже хорошо побегал и, я уверен, выбрал лучших из того, что у нас есть.

– Но если так, то эти преступники быстро разделаются с людьми. Как бы хороши они ни были, но превосходство урукхай очевидно.

– Ты не солдат, поэтому тебе простительны подобные рассуждения, но я не могу понять, почему так же рассуждают мои офицеры с большим опытом войн за плечами. Конечно, урукхай победят людей, в этом нет сомнений, но только вот я думаю, что, прежде чем последний человек истечет кровью, около половины урукхай поляжет на этот песок. Этого будет достаточно, чтобы солдаты задумались и пересмотрели свои взгляды.

– А если люди победят?

– Гхарылл-гхы-гхы, – не сдержавшись, рассмеялся Гирдган. – Брат, в это не верю даже я.

В это же время на одной из зрительских трибун вольготно расположились два офицера, которые вели неспешную беседу, воззрившись на посыпанную белым песком арену. Песок был белым не просто так, а для того, чтобы на нем были отчетливее видны красные пятна крови, которой будут орошать арену бойцы, – это придает большую зрелищность схваткам. Сидящие вокруг них солдаты старались держаться от офицеров подальше: нет нужды лишний раз мозолить глаза командирам, если есть возможность этого избежать, а места на трибунах хватало. Офицеров это тоже вполне устраивало, так как образовавшаяся вокруг них пустота способствовала более расслабленному общению.

Офицеры, хотя и были немолодыми, но тем не менее состояли в звании всего лишь цербенов, что говорило о том, что это заслуженные ветераны, сумевшие дослужиться до офицерского звания. Уже только это заставляло рядовых держаться от них подальше, так как все их уловки, способные поставить в затруднительное положение командиров из благородных или обмануть их, на этих не произвели бы никакого впечатления, так как все, что мог придумать изворотливый солдатский ум, им давно уже было известно. С такими офицерами солдаты с удовольствием были готовы идти в бой – ведь их боевой опыт был несомненен, но вне его предпочитали все же быть в подчинении у благородных: с ними было попроще.

– Ну и что ты на это скажешь, Брон?

– Скажу, что тот ратон в таверне был прав: Всевластный думает, что люди – серьезный противник.

– А ты так не считаешь?

– Если так считает Всевластный…

– А ты? Ты как считаешь?

– Послушай, Глок, то, что ты, наслушавшись того кавалериста, проникся уважением к людям как к противникам, мне лично непонятно. Посмотри на арену. Там стоят бывалые воины из людей, это видно любому опытному бойцу, потом посмотри на тех, кого обрядили в честные доспехи нашей армии: да, они преступники, да, они недостойны называться солдатами, но сути это не меняет – они солдаты, и все далеко не новички, каждый из них знает цену доброй схватке. Вот сейчас ты смотришь на них, можешь сравнить, – ну и кто, по-твоему, победит?

– Победят урукхай, – спокойно проговорил Глок. – Только не думаю, что эта победа дастся так легко, как думаешь ты.

– Хорошо. Давай заклад. Я готов против твоей серебряной монеты выставить золотой, если люди положат хотя бы десяток урукхай. Раненые, которые не смогут драться дальше, тоже идут в счет.

– Непонятный спор. Если бы речь шла о победе, а так…

– А если люди победят, то я готов выставить в заклад три золотых.

– Зачем тебе это?

– Хочу выпить за твой счет.

Вы читаете Еретик
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату