Кузнецы стояли сильно хмурые, смотрели исподлобья. Жеребяка, тот и вовсе подкову порвал.
— А делать-то чего? — первым опомнился Вихраст.
— Верный способ имеется, потому к вам, кузнецы, и обратился. Перун-громовержец открыл мне, что хазар немилостивых победить можно, только ежели обереги изготовить. В огне закаленные, тайными словами заговоренные... От кольчуги вражьей обереги те.
Вихраст откашлялся:
— От стрелы, от меча — слыхал, а вот от кольчуги вражьей?!
Гридя наконец не выдержал — его уже давно подмывало включиться в беседу:
— Да то ж ты не понял, диденько, то ж ведуну Перун открыл, а боле никто про те обереги и не слыхивал, оттого сила в них!
— Цыть, младой! — получил подзатыльник отрок. — Когда мужи разговаривают.
Гридя приумолк.
Рыжебородый повернулся к другим кузнецам:
— Ну шо, пособим, хлопцы?
Те ответили в том смысле, что пособить необходимо. Гадами будут последними, ежели в беде такой не пособят.
— Ладно, — подытожил Вихраст, — коли дело такое, обереги изготовим. Шо там за береста у тя, дай-ка гляну...
Степан протянул чертежик. Вихраст внимательно рассмотрел проект, покачал головой:
— Хитро... Железа много уйдет.
— Зато татям по хребтине врежем!
— Дык, работа тонкая, — продолжил Вихраст, — сноровка здесь требуется... Да и время... А нонеча страда...
«Вот черт рыжий, — восхитился Степан, — опять за свое — цену набивает. Нет, с таким народом нам никакие хазары не страшны. Попужаются, попужаются, да и перережут татей, как кур. Эх, надо было про Апокалипсис все же завернуть, ради экономии золотого запаса...»
— Так и скоко оберегов ентих надыть?
— Сотен пятьдесят!
— То ж до холодов ковать!
— А я вам Угрима из Дубровки на подмогу дам.
— Ни, Угрим нонеча от кузнечных дел отбился... Нонеча он — ведун... Как ты. От ведуна в кузнечном дело проку, как от козла — молока.
— С оберегами мы татей побьем, — гнул свое Белбородко, — истинно говорю...
— Знамо, побьем, — соглашался Вихраст.
— В рог бараний скрутим!
— На то и Перуновы обереги.
— И добычу у хазар возьмем...
— Знамо, возьмем.
— А добычу ту мы по Правде поделим.
— Дык, спокон веков добычу татью делили, верно говорю, хлопцы?
Хлопцы подтвердили.
— Так вот я и говорю, — многозначительно заявил Степан, — ватаге вашей долю отвалим, не обидим.
Вихраст хлопнул себя по шее, прибив обнаглевшую муху:
— Вот это разговор, верно, хлопцы? Хлопцы закивали.
— Десятая часть десятины, что воинскому вождю по Правде положена, — ваша!
Вихраст призадумался:
— Ить нет у нас вождя воинского... Истома-то деру дал! А нового покамест старейшины родов не избрали.
— Нет, так будет.
— А коли он не захочет десятину со своей доли отдавать, что тогда?
— Ты ж не хуже меня знаешь, кто вождем воинским станет. Любомир, некому больше. Не от себя, от него говорю! С каких это пор Любомир слову своему не хозяин?
Вихраст помолчал, обдумывая услышанное.
— Любомир мужик правильный, — уважительно проговорил Вихраст, — и слово его, что камень. Токмо... деток мне сейчас, а не после татьего разгрома кормить надо. И жинка, вона, у Васьки на сносях... А на Жеребяковой избе крыша течет... В общем, наше слово такое: по семь хряков и по коровенке каждому.
— А мне за ребро, тобой сломанное, еще двух гусаков пожирнее, — заявил Василек.
— Будут вам хряки и гусаки, — проворчал Степан, — только исполните все на совесть.
— И коровенки, — напомнил Жеребяка.
Степан дал согласие. А куда деваться, когда Родина в опасности?
Подряд на изготовление первой партии арбалетных воротов был размещен.
— Пойдем, Гридя, к Бурьяну, слоника проведаем.
Гридя попытался отнекаться, дескать, чего там смотреть, слоник как слоник... Но Белбородко настаивал, и хлопцу ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Белбородко произвел в уме нехитрое вычисление и пришел к печальному выводу: Рабиндраната надо спасать! Азиатский слон весит до пяти тонн, а на сколько потянет корова? Килограмм на пятьсот, да и то, ежели в теле. Стало быть, Рабиндранат по мясу равен целому стаду, наверняка и жрет соответственно. Вот и выходит, что все Бурьяново семейство должно на элефанта горбатиться без выходных и бюллетеней. А чего ради? Молока от него, как от того козла. Деревья валить? Ну, одно поле под посев расчистил, ну, другое... А потом чем прикажете Рабиндраната занимать?
«Попал ты, тезка индийского писателя», — подумал Степан и прибавил шаг. Гридя с пришибленным видом трусил рядом.
— Вот что, — остановился Степан, — как на диво поглядим, сам в Дубровку отправляйся или Чуйка снаряжай, мне без разницы. Передай Угриму, чтобы суд не чинил, в Куяб к Любомиру обидчиков волок, а уж он рассудит, как поступить. Пусть Кудряш с батей договорится, чтобы принял «временно задержанных», нечего в детинец их тащить, а то наши дружиннички не ровен час позабавятся. И чтоб, как татей к Бурьяну приведут, меня с Любомиром сразу кликнул. Все понял, хлопче? — Угу, — сказал Гридя и опасливо покосился на командира — не придумал бы еще чего.
Глава 4,
в которой Степан Белбородко выкупает слона Рабиндраната для государственных надобностей
Бурьян, Кудряшов батька, был мужиком обстоятельным и хозяйством обзавелся крепким. Ладная изба из толстенных бревен, добротный амбар, овин, хлев, курятник, огород с овощами — брюквой, репой, морковью да капустой. На дворе народа полно, все при деле: кто поросям хряпу рубит, кто в огороде сорняки дергает, кто коня чистит. И живности много: свиньи в лужах плещутся, петухи кур топчут, гусаки вышагивают важно. Двор обнесен высоким тыном из бревен с заостренными концами. У ворот гуляет на длинной цепи лохматая псина, побрехивает по поводу и без повода, охраняя хозяйское добро.
Когда Гридя со Степаном подошли к Бурьянову двору, песик, завидя их, словно взбесился — рвется с цепи, заходится лаем, рычит, скалится.
Гридя шарахнулся с перепугу.
— Не боись, хлопец, вон цепь толстенная. Парень с ненавистью посмотрел на барбоса:
— У, злючая, сволочь! — Пес зашелся лаем. — Ну шо, цепь не пускает, не пускает, га?..
Гридя встал на четвереньки, скорчил рожу и загавкал. Глаза барбоса налились кровью, с клыков потекла слюна. Степан схватил Гридю за шиворот:
— Сдурел, чего дразнишь?
