Когда в животе заурчало, Хосхар, по обыкновению, пристроился к тележному колесу, но получил ногой в бок и упал на пятую точку.
— Нечего тут, — зло сказал стражник, — туда иди. — И указал перстом на кусты, что темнели в четверти стрелища от телег. — Что скажет наш начальник, если вляпается в твою кучу.
— Навалишь по дороге, пеняй на себя, — прорычал другой стражник, — ветер с той стороны.
Хосхар умный. Хосхар понял, почему его прогоняют. Ну нет, он не доставит им радости. Прихватив бурдюк, Хосхар дернул к кустам. Ветер и правда дул в лицо, замедляя бег...
— Спасибо, не в лес бежать заставили, — ворчал Хосхар, — до кустов, может, и добегу, а вот до лесу никак. Все, не могу...
В то самое время, когда Хосхар бежал к спасительной бузине, с другой стороны к кусту подползал Аппах.
Одет Аппах был точно так же, как тот, кем ему на время предстояло стать. Почему надо было облачаться в драную овечью безрукавку поверх стеганого халата и опоясываться ржавой саблей, Аппах не знал, но Степан сказал — делай так, и Аппах сделал. Воеводе он верил. «В ночь полной луны ты змеей выползешь из леса и доберешься до кустов ко времени, когда злая туча съест правую щеку луны. В кустах будет сидеть похожий на тебя хазарин, чье имя тебе знать ни к чему, рядом с ним будет лежать бурдюк с кумысом...»
Раздвинув ветви, Аппах увидел того, о ком говорил воевода. Человек поддерживал полы халата, обнажая худые волосатые ноги. Халат и безрукавка на человеке были точно такие же, как и на Аппахе. Аппах метнулся к человеку и ударил его рукоятью сабли по затылку.
«Нальешь в бурдюк зелья, — всплыли слова воеводы, — и, не таясь, пойдешь к стану». Аппах так и сделал — достал из-за пазухи берестяную флягу с зельем, сваренным под руководством Ворона, и плеснул в кумыс.
Шатаясь, побрел к телегам, будто нечаянно упав по дороге, измазал грязью лицо, чтобы стражники не заподозрили подмены. Он добрался до стана, положил бурдюк и, охнув, бросился обратно к кустам.
— Опять скрутило, — крикнул он хохочущим стражникам, — только не пейте кумыс...
Пролетев через кусты, Аппах ползком добрался до леса и растворился в нем. А стражи пустили по кругу бурдюк, и каждый сделал по доброму глотку...
Когда к прекрасной белой юрте вновь подошли мычащие, перекошенные воины числом не менее двух сотен, когда эти воины стали требовать, чтобы Силкер-тархан позвал шаманов и те изгнали вдруг навалившуюся немочь, когда за полог пахнуло так, как не пахнет кочевник после долгого перехода, на Силкер-тархана снизошло озарение — дар Всемогущего Тенгри.
Полководец понял, что враги повсюду! Это их кознями попорчено войско! Это враги сковали его решимость! Это они вновь опозорили его, заслуженного старика, героя Хазарского каганата.
Силкер-тархан заплакал, потом засмеялся, потом принялся скакать молодым жеребцом, что, верно, и подточило последние силы...
Силкер-тархан не сдастся, тарханы вообще не сдаются. Бескрайнее Синее Небо поможет ему. Оно поможет распознать негодяев, вывести их на чистую воду, пошлет знамения, которые укажут, направят... Силкер-тархан отложит штурм Куяба. Силкер-тархан сперва выловит гадов в своем доблестном войске.
Знамения! Да они же повсюду: в темных углах круглой белой великолепной юрты, в которой и углов-то — раз-два и обчелся, в воде — неспроста она столь прозрачна, видно, Всемогущий Тенгри на что-то намекает, в солнце — почему вчера на него наползали тучи, а сегодня нет... Везде, везде знамения. Силкер-тархан понял! Он теперь ко всему прислушивается, на все смотрит! А как же! Это великий дар Тенгри, не может же полководец пренебречь им. О, как белы стены прекрасной юрты! Не значит ли это, что воины, у которых лица менее смуглы, чем у других, — враги? О, как сладкозвучно поет ветер! А сколько беззубых, шепелявых? Удавить их всех. Зачем стрекочут кузнечики? Не знак ли это, что болтун — отрада лазутчика! О, как прозорлив стал тархан.
И еще Силкер-тархан стал осмотрителен. Он укрылся под войлоками, и его не видно. И сабля в его руке обнажена. Пусть только сунутся! Он им устроит! Он порубит всех врагов! Один! Он один всех порубит! Он...
Что-то лопнуло в груди, и старик затих. Непобедимый Силкер-тархан! Гроза и гордость войска, герой Хазарского каганата.
Арачын был тем единственным, который осмеливался входить к Силкер-тархану, когда тот был в гневе. Судя по звукам, доносившимся из юрты, тархан бесновался, как никогда. Сотник долго прислушивался, ожидая, пока буря уляжется. Наконец вопли прекратились, и Арачын решился.
Силкер-тархан лежал под грудой войлоков. Арачын разметал войлоки и понял, что случилось непоправимое. Непобедимый сжимал саблю и, ехидно ухмыляясь, смотрел в дымовое отверстие остекленевшим глазом.
Сотник взял старика на руки и перенес на персидские ковры, укрыл овечьими шкурами.
— Спи, Непобедимый, — прошептал Арачын, — никто не узнает, что ты больше не проснешься. Я стану твоими глазами, твоими ушами и твоим языком.
Арачын наклонился к тархану и снял с его шеи серебряную табличку со вздыбленным жеребцом. Такая табличка была всего одна, и тархан никому ее до сих пор не пожаловал, потому что обладатель ее становился равным ему. Теперь любой в хазарском войске должен был подчиняться Арачыну.
Покинув юрту, Арачын поднял над головой табличку и властно крикнул:
— Внимание и повиновение!
Воины, те, что явились с прошением, — едва волочащие ноги, перекореженные, воняющие, как не воняет козел, прожив многотрудную жизнь, — выпучились на Арачына, проглотив языки. Вокруг прекрасной белой юрты повисла гнетущая тишина. Затем зашелестел шепоток, словно чахлый дымок над залитым водой костром.
— Это самозванец...
— Он сотворил с Непобедимым противоестественное...
— Он хитростью завладел табличкой...
— Зачем нам слушать его, лучше прикончим... Толпа увечных воинов надвинулась на Арачына.
Кривые пальцы тянулись к его горлу, трясущиеся руки выхватывали клинки...
— Внимание и повиновение! — вновь крикнул Арачын, и воины, сообразуясь с многолетней привычкой, замерли. — Непобедимый сказал, что девять дней и ночей будет молиться Бескрайнему Синему Небу. Тот, кто войдет к нему, лишится жизни.
— Откуда нам знать, — закричали воины, — может, ты убил Непобедимого и отнял у него табличку со вздыбленным жеребцом.
— Глупцы, кто же может одолеть Непобедимого!
— И верно, — задумались воины, — Непобедимого победить нельзя! А скажи, не говорил ли наш повелитель еще чего-нибудь?
Угадав, куда клонят воины, Арачын заявил:
— Тот, чье имя славно, велел созвать шаманов, чтобы они воскурили священные дымы и изгнали злую немочь, вселившуюся в вас. И еще сказал, что вам даруется право не отдавать третью часть добычи, что возьмете в Куябе, Непобедимому.
— Мы пойдем за тобой! — взревели воины.
И когда наступила ночь, шаманы разожгли костры и побросали в огонь вонючие травы, и воины прошли сквозь костры, но не очистились — духи зла оказались сильнее. Тогда шаманы ударили в бубны и пустились в неистовый пляс. Но, увы, злые духи опять победили — ни один из воинов не принял свой прежний облик... Тогда шаманы приготовили отравленное зелье и дали воинам, сказав, что это им поможет. И духи забрали воинов, спасли от бесчестья...
Глава 5,
в которой хазары терпят сокрушительное поражение
