замаскированных окопах, прямой наводкой истребляли хазар. Стрел было вдосталь, а система сообщающихся ходов позволяла менять позиции, не раскрываясь.
Внизу под холмом металась хазарская конница. Самые отчаянные из рубак бросались на славянские укрепления. Немногие смогли избежать стрелы и добраться до рва, немногие смогли пустить в ход саблю. На «ежах» корчились в агонии десятки тел. Арачын отвел пышущий гневом взгляд.
«Они могли бы поджечь траву около рвов, — подумал Арачын, — но страх сковал их разум! Если не сделать этого — войско погибнет».
— Господин, — послышался льстивый голос Ловкача, которого Арачын держал подле себя на случай, если потребуется толмач, — я знаю, как уйти. Прикажи, я выведу тебя, господин. Мы лесочком, лесочком, да в Лютовку. Весь тайная, дремучая, в ней и схоронимся. А там на Хазарщину — скажем, предали нас, мол, одни в живых остались.
Непобедимый выхватил саблю и замахнулся. Ловкач отпрыгнул, вскочил на коня и помчался прочь.
Арачын сделал останавливающий жест, и Яростные не погнались за предателем. Не до него.
— Ахыс, — подозвал он одного из телохранителей, — ты опытный воин и хороший стрелок. Возьми самый тугой лук и подожги траву, выкури недругов из их нор!
— Славяне переждут, пока горит трава, — прижимая руку к сердцу, проговорил Ахыс. — Дозволь предложить иное.
Арачын нахмурился и молча уставился на дерзкого воина.
— Заметил ли ты, что стрелки сидят во рвах через каждые десять шагов, Непобедимый? — продолжил Ахыс.
— Разве твои глаза зорче моих? — раздраженно ответил Арачын.
— Тогда ты, конечно, заметил, что есть место, где стрелки бездействуют. Видишь, стрелы летят отовсюду, а на четыре десятка шагов вокруг той березы тихо... Вели, чтобы твои воины отвлекли проклятых славян, пуская горящие стрелы.
— Я приказал тебе это сделать, — процедил сквось зубы Арачын.
— Прикажи мне спустить в славянскую нору боевых слонов, господин. У слонов толстые ноги. Провалившись в укрытие, они их не поломают. Ярость же гигантов будет столь велика, что они потопчут всех врагов.
— Да, да... — пробормотал Арачын, — уцелевшие славяне в страхе кинутся наверх, где их встретит конница. Делай, что предложил, если тебе улыбнется удача, я осыплю тебя милостями.
И подумал: «Почему такая прекрасная мысль пришла в голову не мне, полководцу, а какому-то Ахысу?»
Отогнав Кудряша от смотрового оконца, Степан напряженно вглядывался в панораму сражения. По всем законам военной психологии хазары, столкнувшись с незнакомой системой обороны и понеся значительные потери, должны были обратиться в бегство. Вот тут-то и надлежало ударить, чтобы окончательно добить противника. Но бегства не произошло. Откуда-то появились десять всадников и еще один — с лисьим хвостом на шлеме. Те, что без хвоста, спешились примерно в стрелище от славянских укреплений и принялась пускать горящие стрелы, а хвостатый разъезжал на белом скакуне и, вероятно, давал распоряжения. Рубеж, на котором расположились всадники, был недосягаем для арбалетов. Хазарские же луки без труда достреливали до позиций людинов. Поредевшие тысячи отошли к стрелкам, спешились и также занялись поджигательством.
Вскоре вдоль брустверов взметнулось пламя, повалил дым...
Степан перевел взгляд на западный край поля, туда, где возвышались хазарские боевые слоны, и вздрогнул. Один из гигантов отделился от группы животных и помчался за всадником прямо ко рву. Слон затрубил, и два других животных припустили за ним.
— Поджигай, — тихо проговорил Белбородко.
Кудряш ткнул пылающим факелом в люк, давая сигнал к атаке. Наверху вспыхнул костер.
Степан похлопал Рабиндраната по передней ноге и, когда слон опустился на колени, залез в башню. Едва упала стена землянки, как Степан вывел Рабиндраната из укрытия и направил наперерез хазарским слонам.
Сказать-то Ахыс сказал, что загонит слона в славянскую нору, но как это сделать? Три гиганта мирно доедали трупы и ни малейшей охоты к боевым действиям не выказывали.
Ахыс усмехнулся. Сытый слон — плохой воин. Теперь их нипочем не заставишь идти на врага, если только...
Вожак, на котором восседал слоновожатый — Умар, — едва завидев всадника, недовольно затряс башкой и затрубил. Два других слона также не выказывали покорности, они взревели и принялись давить ногами головы покойников. Ахыс брезгливо поморщился. Ну что за скоты!
— Эй, — крикнул он Умару, — следуй за мной. Слоновожатый, по обыкновению напившись кумыса, едва ворочал языком:
— За-а-ачем идти, ра-а-азве ты не видишь — поб-б-беда!
Слон оторвал у какого-то людина руку и принялся с аппетитом жевать. Ахыс подъехал к животине поближе (но так, чтобы та ненароком не схватила его) и, скорчив противную рожу, затрубил, передразнивая гиганта. От такой наглости слон перестал жевать и с недоумением взглянул на всадника.
— Ты не слон, ты гора дерьма! — закричал Ахыс и издал губами противный звук.
Слон склонил голову набок и несколько раз взмахнул ушами. Ахыс обломал у стрелы наконечник, выстрелил ему в хобот и показал язык. Глаза слона налились кровью, он взревел и побежал на Ахыса. А тот бросился наутек... Вернее, к славянскому рву, в который должен был провалиться слон.
С холмов в тыл хазарам спускались боевые слоны. Шли они неспешно и плавно, величественно неся свои огромные тела. Славянские гиганты были раза в полтора крупнее любого из хазарских, кроме того, у славянских имелась густая шерсть, и их было раз в пять больше. И еще эти слоны не трубили, а жутко выли и рычали. На спинах у тварей не было башен, погонщики тоже отсутствовали. Это говорило о том, что слоны сами знают, что делать. Не иначе куябский колдун заколдовал их.
Арачын прекрасно знал, что за огромная сила скрывается даже в одном слоне, что же говорить о полутора десятках. Но он не знал, что славянские слоны деревянные, и вместо ног у них — колеса, а внутри — хитроумный механизм с шестеренками, ремнями и рычагами. Людины крутят рычаги, вращаются колеса, и слон ползет вперед.
— О Всемогущий Тенгри, ты то даруешь удачу, то грозишь гибелью, — шептал Арачын. — Разве я не приносил тебе богатые жертвы, разве я не благодарил тебя достойно за твои милости?
На серьезную молитву не было времени, и Арачын ограничился угрозами: если Тенгри не одумается, то хазарин разожжет костер, который достанет до небес, и дом Тенгри загорится.
Шаманы остались в обозе, и Арачын не узнал, как отнеслось божество к подобной перспективе. Посылать за сведущими людьми уже не было времени. Обгоняя слонов, прямо на хазар неслась латная конница.
Арачын выхватил саблю и увлек воинов в сечу.
— Вот все у тебя не как у людей, — ворчал Радож, стряхивая с меча хазарскую кровь, — и бой-то не бой, и сеча не сеча. Позор один. Ты зачем хазарину глаза мечом повыкалывал да отпустил? Прямо как дите малое!
Кудряш поравнялся со стариком, подбоченился:
— А я, шоб татей застращать.
— Тьфу ты, — плюнул Радож, — чего их стращать-то, вона, верещат, как свиньи недорезанные. Бить их надоть, а не стращать! И людинам помочь бы не худо, а тебе, хлопче, забава одна.
— А шо им помогать-то? — лыбился Кудряш. — Глянь, гарно как машут. Любо-дорого. Словно косари на поле.
— Да где ты видел, чтоб косари топорами махали, — бросил через плечо Алатор, терзая хлипкого вида недруга. Варяг рубил хазарина, как рубят дрова — крякал, эхал и время от времени отирал со лба пот. Наконец, разметав недругу щит, с криком опустил меч на голову. Та раскололась березовой чуркой.
