Она выдернула руки. Ее лицо сделалось злым, она хотела сказать что-нибудь оскорбительное, но, не найдя слов, схватила сумочку, упавшую на пол, и, дрожа, открыла ее. Педро побледнел. Он совсем про нее забыл! Занятый тем, чтобы успокоить Жермену, он упустил отличную возможность завладеть сумочкой. «Теперь все кончено, — подумал он, — сейчас она достанет револьвер и выстрелит…»
— Жермена, — произнес он, запинаясь, — ведь ты мне веришь, да?
Он задержал дыхание: Жермена нервно копалась в сумочке. Но вытащила оттуда лишь платочек, чтобы вытереть глаза.
Педро был так взволнован, что ему пришлось сесть.
— Педро, я верю тебе.
Такой поворот поставил его в тупик. Он ничего не понимал. Теперь она улыбалась, тщательно припудривая лицо.
— Я верю тебе насчет прошлого… — добавила она, доставая губную помаду.
Обведя контуры губ, она сомкнула их и посмотрелась в зеркальце. И вдруг, швырнув пудреницу и помаду в сумочку, в ярости закричала:
— Но насчет настоящего и будущего — нет! Ты обманщик! Я все знаю!
Она опять рылась в сумочке. На этот раз Педро бросился на нее, не раздумывая. Жермена пыталась вырваться:
— Пусти меня! Ты мне не нужен больше! Я запрещаю тебе…
Она сопротивлялась изо всех сил. Педро в панике старался удержать ее руку. Его охватил страх перед смертью. Случайно он задел выключатель локтем, и они продолжали бороться в темноте, забыв причину сражения. Вдруг он прикоснулся к сумке, и память вернулась к нему. Но тут Жермене удалось вырваться и вновь зажечь свет. Задыхаясь, растрепанная, с ожесточенным выражением лица, она отступала от него, держа руку в сумке.
— Так легко ты со мной не разделаешься! — крикнула она. — Я знаю, почему мы вернулись во Францию. Прекрасно знаю. Ты хочешь избавиться от меня и найти себе новую любовь. Но я на это никогда не соглашусь, слышишь? Лучше я…
Педро, не шевелясь, смотрел на жену. В его взгляде было смирение перед судьбой, бессилие.
Теперь ему хотелось лишь умереть. «Зачем, в сущности, цепляться за жизнь, когда утрачено все, чем дорожил?»
Жермена медленно вынимала руку из сумки. На ее лице была написана неистовая радость. Педро закрыл глаза, не в состоянии больше бороться. «Пусть стреляет, и покончим с этим!»
— А это? — крикнула Жермена. — Это ты станешь отрицать?
Открыв глаза, он сразу узнал письмо, которым она размахивала. Ответ от ее родителей. Наверное, она вытащила письмо у него из кармана накануне.
Она развернула листок и прочла вслух:
— «…мой бедный Педро, как вы должны страдать…» Что ты им написал, чтобы и их так одурачить? Чтобы они думали, что важны твои страдания, а не то, что переживаю я… Вот, слушай… «Да, вы правы, она будет не так несчастна здесь, рядом с нами, на юге, где она провела детство, рядом с родными… Мы поместим ее в клинику доктора Фразеля в Канэ…»
Она скомкала письмо и швырнула ему в лицо.
— В клинику… Значит, ты хочешь упрятать меня в клинику, чтобы соединиться с той, которую любишь! Ты готов избавиться от меня любым способом, потому что я тебе мешаю. Даже выдать меня за сумасшедшую!
Педро обхватил голову руками. У него не было больше сил. Он не мог теперь предвидеть, что она сделает или скажет, не мог ей помочь. Вдруг Жермена, рыдая, бросилась к нему в объятия.
— Это неправда, Педро, неправда, что я сумасшедшая. Скажи мне. Кроме тебя, у меня нет никого на свете!
— Ну конечно, милая, ты не сумасшедшая, и я не люблю никакую другую женщину.
— Тогда не вези меня на юг, умоляю тебя.
— Хочешь, мы останемся сегодня здесь? Переночуем в трейлере, как влюбленные — мы и есть влюбленные, — а завтра посмотрим, что будем делать…
— Да… Да… Обещаешь?
— Обещаю…
Она успокоилась, сидя на полу, прислонившись к ногам мужа. Вместе с надеждой к Педро возвращался инстинкт самосохранения. Сумочка лежала около Жермены. Он поднял ее, не вставая, и спрятал за спину.
— Если ты считаешь меня сумасшедшей, — заговорила Жермена, — почему…
Педро прервал ее:
— Я не считаю тебя сумасшедшей, Жермена. У тебя было сильное потрясение, тебе надо подлечиться, вести спокойный образ жизни, чтобы ты поправилась, чтобы мы опять были счастливы.
— А почему ж тогда они пишут: «поместим в клинику»?
— Это недоразумение, дорогая.
Минуту она молчала, затем спросила вновь:
— Но почему ты не поместил меня в клинику в Бразилии, около себя? Зачем этот трейлер, эта комедия с отпуском?
— Потому что я хотел, чтобы ты повидала своих родителей, которых ты любишь, побывала там, где прошло твое детство. Признайся, тебе не так уж нравилась Бразилия. Ты скучала по Франции. А потом, мы столько раз говорили о том, как проведем здесь отпуск, что…
Ему показалось, что кто-то заглядывает в окно. Он вскочил и открыл дверь. В темноте послышался шум быстрых шагов, и за деревьями исчезла чья-то тень.
— Вам не стыдно? — крикнул Педро. — Хулиган!
Фред, покраснев, сплюнул.
— Сам хулиган, грязный метис! — пробормотал он тихо.
Увидев издали, как мужчина закрыл дверь трейлера, Фред зашагал к гостинице, по дороге пиная ногами кочки.
— Что ты делаешь? — спросил Педро.
Жермена открыла маленький стенной шкафчик, достала свернутые одеяла и сунула их под мышку.
— Послушай, милый, только не надо сердиться. Видишь, я совершенно спокойна и верю всему, что ты мне сказал. Но здесь мне будет не по себе…
— Я не понимаю тебя.
— Я хочу спать на воздухе, в лесу.
— Но почему?
Она сделала нетерпеливое движение:
— Я боюсь, что, несмотря ни на что, ты поедешь дальше, пока я буду спать.
Он не хотел ей возражать:
— Хорошо. Но знаешь, как мы сделаем? Дай мне одеяла, в лесу буду спать я.
Жермена рассмеялась:
— Нет, Педро, тогда ты действительно подумаешь, что я ненормальная.
— Отчего же?
— Нет ничего легче, чем запереть меня, пока я сплю, и сесть за руль.
Она поцеловала его в кончик носа, пожелала спокойной ночи и, подойдя к двери, спрыгнула на землю.
— Приятных тебе сновидений, Педро…
Он проводил ее взглядом. «В темноте среди деревьев она испугается и вернется», — подумал он. Но Жермена скрылась за деревьями, лишь свет ее электрического фонарика еще плясал некоторое время из стороны в сторону — видимо, она выбирала место поудобней, — но потом и он погас. Если только не
