Буря оваций покрыла слова Эльснера.
Далее — закрытое заседание, в котором все открылось.
Харламов огласил телеграмму Деникина, объяснившего в ней, почему победоносная Добровольческая армия до сего времени оттягивала помощь Дону.
Или Краснов, или Деникин… Это поняли все окончательно и бесповоротно.
Снова открыли двери для публики.
Председатель совета управляющих отделами правительства, т. е. премьер-министр, ген. Африкан Петрович Богаевский старался несколько успокоить «хузяевов». По его словам, дело еще не так плохо; что началось формирование партизанских отрядов; что недоразумения с Добровольческой армией улажены и что положение далеко не безнадежно.
Но Круг не слушал никаких примирительных речей. Почти все ораторы обрушились на «Светика», которому при голосовании выразили недоверие.
Краснову тоже все стало ясно.
— Недоверие ген. Денисову, моему ближайшему помощнику, работавшему под моим непосредственным наблюдением, означает то же, что недоверие мне, — ответил он и заявил, что отказывается от атаманства.
На заседании 3 февраля атаманское место пустовало. Зато на почетном месте сидел небывалый гость. Пожилой, плотный, среднего роста генерал, с умным выражением лица, но без признаков несокрушимой энергии и непреклонной воли.
Это был Антон Иванович Деникин.
Его приветствовал Харламов:
— Дон имеет особые основания радоваться вашему прибытию сюда. Дон, героически державшийся десять месяцев и почти одиноко боровшийся за свою честь и свободу, сейчас ослабел, поколебался, и дух мужества сейчас отлетел от нашего фронта. Вы дадите эту живую душу нашему фронту, ваши героические полки придадут ему силу и крепость… Добро пожаловать, Антон Иванович! Господа, предлагаю избрать генерала Деникина почетным членом войска Донского.
Разумеется, возражений не последовало. Новоиспеченный донской казак отвечал Кругу:
— С волнением приехал я сюда спустя год после отъезда из Новочеркасска, где, окруженные стеной злобного непонимания Каледин, Корнилов и Алексеев начали снова строить русское государство. Я приехал поклониться праху мертвых и приветствовать живых, т. е. Войсковой Круг, разум и совесть Дона.
Далее, перейдя к вопросам военного характера, он продолжал:
— Пойдем мы вперед не для того, чтобы вернуться к старым порядкам, не для защиты сословных и классовых интересов, а чтобы создать новую, светлую жизнь всем, и правым, и левым, и казаку, и крестьянину, и рабочему.
Впоследствии Деникину пришлось еще, по крайней мере, раз тысячу говорить о всеобщем рае, который несет его армия, и всегда это у него выходило очень мило и очень искренно, даже когда он насаждал этот рай путем восстановления губернаторского и полицейского режима. Теперь это еще не была затасканная фраза. Поэтому умиленные законодатели из сил выбивались, аплодируя благодетелю человечества.
6 февраля Круг выбирал нового атамана. Краснов пал, но все еще шевелился. Не желая сдаваться до конца, он не снял своей кандидатуры, хотя провал ее был ясен, не взирая на все старания черноземной «черкасни» во главе с Жоржем Яновым.
При голосовании 239 голосов получил ген. А. П. Богаевский против 52 голосов, поданных за Краснова.
Политическая карьера последнего кончилась. Лавры князя Пожарского окончательно улыбнулись ему.
В своем прощальном приказе он писал, что чувствует себя утомленным, но будет и впредь служить донскому казачеству и надеется когда-нибудь еще раз выкупать своего коня и свое стремя в водах Тихого Дона.
В воздаяние его заслуг по организации Донского государства Круг назначил ему пожизненную пенсию в размере атаманского жалованья. Прихватив с собой ген. Денисова и начальника войскового штаба ген. Полякова, он уехал за границу, не к союзникам, а в Берлин. «Честных» немцев этот бесспорно неглупый и талантливый человек ставил куда выше, чем французов и англичан.
В 1921 году бывший донской атаман прославился в эмиграции своим трактатом «Задачи российской армии», «напечатанным» в Берлине, в черносотенном сборнике «Детинец». Тут Краснов расшифровал, что такое в его понимании «национальная Россия», которую белые генералы противопоставляли рабоче- крестьянской.
«Национальная Россия» — это самодержавный строй. Российская армия должна быть армией «императорской»! и состоять из дворян, детей буржуазии и наемников. Цель ее — восстановление старых порядков и «внутренняя чистка» т. е. истребление коммунистов и всех инакомыслящих.[50]
Вот какие судьбы готовил России глава демократического казачества П. Н. Краснов, так страстно стремившийся первым к первопрестольной. Колесо истории, которое не движется вспять, смело его с политического горизонта.
На сцену выступили новые лица.
«Степным» генералам теперь открылась дорога на Дон. Ген. Петр Харитонович Попов занял пост главы правительства, ген. Владимир Ильич Сидорин вступил в командование Донской армией, ген. Э. Ф. Семилетов занялся формированием партизанских отрядов или, как писал про него В. Севский, стал «ректором партизанского университета».
Атаманский пернач не достался никому из них. Деникин и «единонеделимцы» опасались ставить во главе войска Донского сподвижников Каледина, игравших в демократизм, и притом людей, опытных в деле интриг.
Новый атаман, родной брат «донского баяна», бывший «свиты его величества генерал-майор», обладал симпатичными свойствами, которые удовлетворяли в равной мере и Деникина и Харламова: полной бездарностью и уменьем никому не противоречить.
Участник Ледяного похода, во время которого командовал бригадой, А. П. Богаевский давно уже привык беспрекословно подчиняться главе Добровольческой армии. Принимая пернач, он сказал Кругу:
— Я истинный сторонник народоправства. И сколько хватит сил моих, верьте мне, не допущу восстановления тяжелого прошлого.
А в приказе всевеликому войску Донскому он писал:
— С согласия ген. Деникина я принял должность атамана.
Сторонник народоправства, верховный глава демократического казачьего государства открыто признавал себя подданным главы реакционных «единонеделимцев»!
Круг этого не заметил, так как сам лизал пятки Деникину. Кроме того, новый глава не подавлял своей личностью сборище «хузяевов».
А. П. Богаевский по складу своего характера вообще никого не мог давить. Сидорин прозвал его «божьей коровкой».
Бывало, какое-нибудь должностное лицо, с которым Краснов говорил по телефону, стояло на вытяжку перед аппаратом и то и дело почтительнейше отвечало в трубку:
— Слушаю-с, ваше высокопревосходительство. Теперь говорили по телефону, сидя где-нибудь на
окошке и заложив нога на ногу.
— А! Это вы, Африкан Петрович? Так… так… Значит, завтра я пришлю вам бумагу на подпись. А где курьер может вас поймать?
Круг поспешил отменить чрезвычайные полномочия, предоставленные главе государства на время гражданской войны.
«Божья коровка» не протестовала, вполне довольная и счастливая, что попала на обильный подножный корм.
