все такое прочее. А пока мы с вами просто беседуем.
— То есть мои слова не повредят Свете?
— Ни Свете, ни кому другому, — заверила ее Кира.
— Тогда слушайте! Да, вы правы! Я следила за этой мерзавкой! И вы были правы, я сделала это ради безопасности моего сына. Но я правда ничего не понимаю… Эта женщина… Она подсыпала отраву в кофе вовсе не ему.
— Не вашему сыну?
Лукерья Ивановна помотала головой.
— А кому?! Кому она ее подсыпала?
— Говорите же, Лукерья Ивановна.
— Она отравила вовсе не того человека.
— А кого?
Еще мгновение женщина колебалась.
— Она отравила своего сообщника, — произнесла она наконец. — Этого негодяя доктора!
Подруги молчали. В их головах по-прежнему шла напряженная работа. А Лукерья Ивановна тем временем все говорила и говорила. Произнеся роковые слова, она уже больше не сдерживалась, будто опасаясь, что ее могут прервать.
ГЛАВА 20
Да, она следила за своей невесткой. И следила не один день. С того самого мига, когда она подслушала роковой разговор невестки и ее психоаналитика, подбивающего Свету на убийство собственного мужа, Лукерья Ивановна не знала ни секунды покоя. Но что она могла поделать? Донести на невестку в милицию? Но там бы ей, скорей всего, не поверили. Решили бы, что она наговаривает на нелюбимую невестку из ревности.
И Лукерья Ивановна решила следить за каждым шагом Светы, чтобы иметь представление, насколько далеко она ушла по преступной стезе. Женщина уповала только на то, что ее сын сдержит данное матери слово и не будет дома ни есть, ни пить, что существенно осложнит отравительнице ее черный замысел.
С утра несчастная мать караулила невестку у дома. Она чувствовала, что развязка близка. Но не представляла, какова она будет. И когда Света направилась от дома в приемную доктора Пешкова, свекровь неотступно следовала за ней.
— Света и в самом деле выглядела почти безумной. Лицо у нее было как маска. И когда этот человек заговорил с ней, я поняла, что сегодня все и решится.
Лукерья Ивановна понимала, что не должна себя обнаруживать. Она прокралась к окнам кабинета доктора Пешкова. К счастью, жалюзи на них были подняты. И она могла наблюдать, что происходит внутри.
— Они ругались. Этот человек кричал на нее, Света плакала. Я не слышала, что они говорили, но видела, что эмоции там бушуют. Никакой любовью там и не пахло. И тем не менее я сразу поняла, что это он и есть… Тот человек, который подбивал Свету убить моего мальчика.
— А что было потом?
— Затем они оба немного успокоились. И видимо, мужчина предложил выпить кофе и поговорить уже более мирно.
— И?..
— У него кофе уже стоял, — глухо произнесла Лукерья Ивановна. — И когда он отлучился, наверное, чтобы велеть секретарше приготовить еще одну порцию, Света что-то быстро всыпала в его чашку.
— А потом?
— Потом она дождалась кофе, выпила свою чашку и ушла.
— Вы последовали за ней?
— Нет, так как я находилась в том проходном дворе, через который Света должна была выйти, то я спряталась за какой-то будкой. Не хотела, чтобы она меня видела. А когда решилась выглянуть, Светы уже нигде не было. Я приблизилась к тому же окну и увидела, что приемная пуста. Потом я переместилась немного вправо, к другому окну, и увидела, что доктор споласкивает обе чашки под струей воды.
— Доктор? Мыл чашки? — недоверчиво переспросила Леся. — Сам?
— Ну да!
Кира задумчиво посмотрела на Лукерью Ивановну.
— Вы лжете, — произнесла она наконец. — Доктор был жуткий сноб. Он бы ни за что не стал мыть после себя посуду.
— Для этого у него была секретарша! — добавила Леся. — Она же девочка на побегушках. Он бы оставил грязную посуду ей.
В комнате повисло тяжелое молчание.
— Лукерья Ивановна, — укоризненно произнесла Кира, — зачем вы сказали неправду? Зачем вводите следствие в заблуждение?
— О господи! Ну да! Да! Я солгала вам! Это не доктор, это я вымыла обе чашки! — воскликнула Лукерья Ивановна. — А что? Было бы лучше, если бы на одной из чашек обнаружили отпечатки пальцев моей невестки? Ее бы посадили, а мой сын страдал бы. Ведь он любит эту особу до безумия!
— Но как вам это удалось?!
— Да очень просто! Как только Света ушла из приемной, я постучала в окно. И знаками попросила доктора открыть мне дверь.
— И он открыл?
— Сначала не хотел, но я сделала вид, что собираюсь закричать. Должно быть, он испугался. Не хотел шума. Но дверь мне открыл.
— И что?
— Я представилась, не помню, что я ему говорила, но он не особо и слушал. Ему стало плохо. Он присел за свой стол и… И больше уже не встал. А когда он умер, я вымыла обе чашки в туалете, он ведь находился дверь в дверь с кабинетом. Для того чтобы туда попасть, даже не надо было выходить в приемную, где меня могла увидеть секретарша.
— И потом?
— И потом я ушла. Я была уверена, что меня никто не видел.
Подруги молчали. Им предстояло принять важное решение. Может быть, одно из самых важных в их жизни.
— А вас никто и не видел, — наконец тихо произнесла Кира.
— Как? Но вы же сказали…
— Вас никто не видел, — повторила Кира.
— И считайте, что также никто и ничего не слышал, — добавила Леся.
— Но… Как же это?
— А вот так. Этого нашего с вами разговора просто не было. Доктор вполне заслужил свою участь. И надеюсь, что теперь в вашей семье наступит долгожданный мир.
Лукерья Ивановна смотрела на подруг полными слез глазами. И наконец разрыдалась. Но на этот раз это были слезы облегчения.
— Как ты думаешь, имели мы право обнадеживать женщину? — выйдя на улицу, спросила Леся у подруги.
— В каком смысле?
— Ну, она же считает, что мы работаем в милиции. Теперь она расслабится, а вдруг настоящий следователь вычислит убийцу?
— Как?
— Ну, видела же Мерцалова Свету.
— Мерцаловой нет дела ни до кого, кроме самой себя.
