стали говорить ему о том, что побывали на квартире режиссера и нашли одного из его знакомых, явно не человека искусства.
Мужчина, находящийся в расцвете сил и красоты, азартно перебирал картотеку в архиве семнадцатой городской больницы. Папки были пыльные, так как к ним никто не притрагивался уже много лет. И если бы не энтузиазм этого мужчины, то и не притронулся бы еще столько же. Во всяком случае посторонним эти бумаги в руки не выдавались ни под каким видом. Но правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Смазливая медсестра не устояла перед чарами красавца.
Сейчас девушка стояла, прислонившись к шкафу, и мечтательно смотрела на свою добычу, мысленно видя его в своей постели. Но мужчине было не до амуров. Он никак не мог найти нужную ему историю болезни. Дело осложнялось тем, что он точно не знал года рождения разыскиваемого. И тем, что истории болезней были свалены в архиве практически без подборки по алфавиту. Среди Ивановых и Ильиных вдруг попадались Смоляковы или Шестовы. Больница была большой, больных в ней много, соответственно, и бумаг накопилось изрядно.
Мужчина уже начал опасаться, что ему придется провозиться тут еще не один час, если не день, но неожиданно ему улыбнулась удача. Зоркие глаза выхватили нужную фамилию, мужчина жадно выдернул из груды серую папку и распахнул ее. Пробежав глазами несколько первых страниц, он довольно улыбнулся. Медсестра проворно выпрямилась и выжидающе уставилась на него.
Тот совершенно забыл про нее и сейчас едва сдержал досадливый вздох, поняв, что выход загорожен и пришло время платить по счету. Оценив горящий взгляд, он шагнул к медсестре и ласково дотронулся до ее плеча. Поняв, что никакой постели у нее дома не будет, а все ограничится пыльным архивом, медсестра немного расстроилась, но мужчина знал толк в любовных утехах. Ее охватила сладкая истома, и она порывисто бросилась в объятия мужчины. Забытая история болезни сиротливо валялась на полу.
Обратно из участка мы с Маришей вернулись на ярмарку в самом скверном настроении. С нас взяли подписку о невыезде, и вообще стражи порядка вели себя крайне недоброжелательно, предлагая добром признаться, зачем мы убили режиссера. Разумеется, мы отрицали эту чушь, однако пришлось рассказать, что тело мы нашли значительно раньше. Что нам на это сказали, даже пересказывать не хочется. Лейтенант сбегал к подполковнику и заставил нас повторить всю историю сначала – как мы нашли тело, как перепрятали его, а потом благополучно забыли про него на весь вечер.
Полковник долго мял свой ус, а потом заявил, что наши действия подпадают под статью. С этим он и удалился, а лейтенант еще долго зудел, что из-за нас теперь невозможно найти какие-либо следы на месте преступления, что мы вообще всю картину преступления испортили. Дело кончилось тем, что нам было предложено в три дня найти ту женщину с ребенком, которая и наткнулась на труп первой, после этого нас наконец отпустили.
В участке нас промариновали весь день. На ярмарке вскоре должно было начаться вечернее представление, и всем было не до нас. Мы тихонько проскользнули в фургончик Андрея, который уже несколько дней находился в нашем распоряжении, и начали переодеваться. К моему удивлению, вместо вечернего платья Мариша извлекла из сумки потрепанные кроссовки и легкий тренировочный костюм.
– Ты собираешься в этом на свидание?
– Конечно, нет, до свидания у нас еще целых два часа. Вполне успеем провернуть мой план. Достань какую-нибудь неприметную одежонку.
– Спортивную?
– Тебе необязательно.
– И в чем он заключается, этот твой план? – спросила я, влезая в старые джинсы и футболку с выгоревшим на солнце портретом старины Рурка.
– Пока идет представление, я обыщу фургончик Иннокентия, – сказала Мариша. – А ты постоишь на стреме.
– К нам и так тут в последнее время относятся с подозрением, – попробовала я возразить. – Может, не стоит?
Но Мариша не обращала внимания на мои слабые возражения и потащила меня к фургончику клоуна.
– Вот тут отличное место, – сказала она мне. – Тебя не видно, а ты видишь всех, кто направляется к фургончику.
– И что мне делать, если кто-то туда направится?
– Не кто-то, а Иннокентий, – сказала Мариша. – Остальные мне без надобности, все равно ломать дверь они не будут, а на замок я ее изнутри запру.
С этими словами Мариша скрылась внутри. Двери в здешних фургончиках, разумеется, были снабжены замками, но ключ от одного отлично подходил к нескольким другим. Ключ от фургончика Андрея был именно таким по отношению к фургончику клоуна. Какое-то время все шло отлично. Но потом внутри раздался звон разбитого стекла и сдавленный Маришин крик. К нему тут же присоединился какой-то жуткий визг и лязганье.
В страшном волнении я забегала взад-вперед, не зная, на что решиться. То ли оставаться на стреме, предоставив Марише самой выпутываться из беды, то ли бежать ее спасать. Стоять на стреме было бессмысленно, так как из фургончика доносился шум самой настоящей битвы, так что любому случайному прохожему, а тем более Кеше сразу стало бы ясно, что дома непорядок. Но ломиться в закрытую предусмотрительной Маришей дверь с криками: «Мариша, я иду к тебе!» тоже было как-то глупо.
Наконец я решила: в крайнем случае сломаю дверь, но Маришу выручу. Дверь ломать не пришлось, так как она сама распахнулась, когда мне навстречу вылетела Мариша с Кики, повисшей у нее на плече. Мерзкая обезьяна вцепилась в подругу изо всех сил и скалила огромные желтые клыки.
– Сними ее с меня! – завопила Мариша.
Я попыталась отцепить Кики, но отскочила, когда ее зубы лязгнули в нескольких сантиметрах от моей руки.
– Стукни же ты ее чем-нибудь! – посоветовала Мариша, забыв в пылу битвы, что животных нужно любить и беречь.
Услышав это, Кики обиженно взвыла, спрыгнула с Мариши и заковыляла на своих кривых лапах обратно в фургончик.
– Уф, – сказала Мариша, приводя себя в порядок. – Дай отдышусь. Эта тварь, должно быть, спала, когда я вошла. Потому что какое-то время все шло отлично. Я выдвинула несколько ящиков стола, осмотрела полки и простучала стены. Вот этого мне делать и не следовало, потому что я разбудила Кики. И эта дрянь как прыгнет прямо на меня. Честное слово, я уж решила, что пришел мой последний час. Ты посмотри, что эта мерзкая животина сделала с моей прической! Как я ее не задушила, сама не знаю.
– Хороший сторож у Иннокентия, – сказала я. – А почему, интересно, он не взял ее сегодня на представление?
– Знаешь, я вспомнила, Андрей что-то говорил, мол, у Кешки беда, его обезьяне с вечера нездоровится. Моя промашка, – призналась Мариша. – Бежим скорей, пока нас тут не увидели и не сообразили, что к чему. Там внутри такое творится! Телевизор мы уронили, вся посуда вместе с сушкой упала и разбилась, на видак тоже что-то упало и звякнуло. Кажется, это была банка с джемом или каким-то соусом.
– Ничего, Кики подлижет, – утешила я Маришу. – Жаль только, что зря разгром устроили.
– Почему зря? – удивилась подруга. – Совсем забыла, смотри, что я нашла.
И она протянула мне нож с длинным узким лезвием. Даже скорей не нож, а стилет. Точно такие же лежали в фургончике Никиты, они же торчали в теле Алины. Может быть, одним из этих ножей был зарезан бедный Никаловский. Я опасливо взяла нож в руки, опасаясь увидеть на нем бурые пятна. Но нож был совершенно чист.
– Там у него еще два осталось, – сказала Мариша. – Я не стала их трогать.
– А где он их спрятал?
– Знаешь, если хочешь спрятать дерево, то иди в лес. У него там целая коллекция холодного оружия висит на стене. И эти ножи были среди прочих экспонатов.
– Нужно узнать у Никиты, откуда он взял свои ножи и нельзя ли и другим взять там такие же, – сказала я. – Больше ничего?
– Не знаю, насколько это важно, но я нашла еще фотографию Алины.
